Олег Леонидович Сергеев. Двойной взрыв.

Линейный корабль "Новороссийск", до 1949 г. называвшийся "Джулио Чезаре", был заложен в июне 1910 года на верфи "Анеальдо" в Генуе (Италия), спущен на воду в ноябре 1913 года. Участвовал в Первой мировой войне. В 1933-1937 гг. реконструирован. В 1940-1943 гг. принимал участие в боевых действиях на Средиземном море, капитулировал в сентябре 1943 года на острове Мальта. В феврале 1949 года передан СССР в счет репараций, был флагманским кораблем Черноморского Флота. 29 октября 1955 года в Северной бухте Севастополя получил тяжелые повреждения в результате взрыва, характер которого до сих пор достоверно не установлен.

Для российских историков уходящее столетие оставляет груз нераскрытых тайн гибели двух крупнейших кораблей Черноморского флота - линкоров “Императрица Мария” и “Новороссийск”. Волею судеб их жизненные циклы прервались в “бермудском треугольнике” якорной стоянки Севастопольского рейда.

В отличие от “Императрицы Марии”, информационный фундамент для раскрытия тайны которой ограничен, анализ содержания документов, связанных с трагедией “Новороссийска”, позволяет установить достоверный ход событий, выявить основных фигурантов и мотивы их действий. Для решения этой задачи требуется дать ответ на главный вопрос о типе боеприпаса, использованного при подрыве корабля.

ЗАЛОГ УСПЕШНОСТИ РАССЛЕДОВАНИЯ

При расследовании причин катастрофы линкора “Новороссийск”, проведенном в недельный срок правительственной комиссией во главе с заместителем председателя Совмина СССР Вячеславом Малышевым, были созданы две экспертные комиссии - по взрыву и по живучести.

Если к заслуге второй комиссии можно отнести объективное свидетельство борьбы за живучесть, то по главному вопросу - причине взрыва, дать ответ не удалось.

Методическая ошибка при выявлении причины взрыва заключалась в пренебрежении требованием взаимоисключаемости возможных средств поражения и способов их применения. Так, в диверсионных целях может использоваться как минное, так и торпедное оружие, а боезапас всегда был объектом самого пристального внимания диверсантов, накопивших за десятилетия неисчерпаемый арсенал средств для подрывных акций.

По определению оружие состоит из средств поражения и их доставки к цели, приборов и устройств управления и наведения, из чего вытекает и требование к организации проведения расследования по этим направлениям. Такой подход обусловлен и сложившейся юридической практикой, требующей для установления состава преступления найти прежде всего главную улику - орудие преступления.

Исходя из такой логики, следовало бы организовать необходимые для расследования гибели линкора “Новороссийск” подкомиссии - по средствам поражения, их наведения и доставки к цели.

МОМЕНТ ИСТИНЫ

Посмотрим, как могла быть организована работа подкомиссии по средствам поражения (условно назовем ее 1-й подкомиссией).

При анализе тактико-технических характеристик (ТТХ) боеприпасов, главным показателем для средств поражения обычно принято выбирать вес, тротиловый эквивалент взрывчатого вещества. Такой логики придерживалась и правительственная комиссия, производя экспериментальные взрывы отечественных тысячекилограммовых мин АМД-1000 для сравнения с зафиксированными сейсмографами Крымской обсерватории смещениями почвы при реальном взрыве.

По непонятным причинам комиссией был оставлен без внимания факт превышения в два раза амплитуды смещения почвы при реальном, по сравнению с экспериментальным, взрыве, разница в продолжительности колебательных процессов - колебания меньшей амплитуды при экспериментальном взрыве были продолжительнее, чем при реальном. Не придали значения наличию на сейсмограмме реального взрыва участка с более сложным, по сравнению с экспериментальным, характером колебаний, обнаружению на месте трагедии не одной, а двух воронок от взрывов. При этом пресекались попытки объяснить имевшие место факты с позиций, которые противоречили официальной версии, выдвинутой правительственной комиссией.

В частности, заслуживает внимания заявление начальника минно-торпедного управления Черноморского флота Марковского: “У меня есть сомнения, что это мина, можно предположить, что такое повреждение могло быть от подрыва торпеды весом 400-500 кг или двух донных мин (немецких) RMH. Однако выброска на поверхность палубы заставляет сомневаться, что взрыв принадлежит донной мине”.

В ряде более поздних публикаций также высказывалось предположение о подрыве двух немецких мин этого типа, однако обосновать механизм и эффект их одновременного взрыва не удалось, поэтому до настоящего времени в качестве официальной остается версия правительственной комиссии о подрыве линкора на одной мине. Резюмируя сказанное, отметим, что в своих выводах комиссия приняла в расчет лишь ту часть реальной сейсмограммы, амплитудные значения которой близки к соответствующим показателям экспериментальной кривой, и признала в качестве первопричины внешний подводный взрыв (неконтактный, донный) заряда с тротиловым эквивалентом 1000-1200 кг.

Так, на долгие годы без расшифровки осталась наиболее информативная часть сейсмограммы, скрывавшая тайну трагедии, что вызывает необходимость решения этой задачи с использованием системы фактов, включающей не только данные о тротиловом эквиваленте, но и характере повреждений, нанесенных кораблю.

При общей площади повреждения подводной части в 340 кв. м вмятина по левому борту со стрелой прогиба 2-3 м и нарушением прочности киля составляет 190 кв. м, что характерно для повреждений при взрыве донной мины.

Характер повреждений правого борта - суммарная толщина разрубленных горизонтальных перекрытий - 136 мм, смещение броневых плит при общей площади пробоины в 150 кв. м указывает на направленный выход энергии взрыва другого боеприпаса, установленного на некотором расстоянии от первого. Очевидно, что одним боеприпасом, как это указано в акте комиссии, нанести кораблю столь разнородные повреждения нельзя. Подтверждением этого факта служат документальные свидетельства участников событий, также не принятые во внимание при расследовании. Они различили два толчка с коротким временным интервалом. Кроме того, в районе якорной стоянки были обнаружены две воронки от взрывов.

Другим свидетельством служит и упомянутая выше сейсмограмма взрыва 29 октября 1955 г., на которой явно просматривается момент сложения колебаний первого и второго взрывов, обусловившее появление разрывов в сейсмограмме и ускоренное затухание колебательного процесса. Превышение более чем в два раза амплитудных значений колебаний почвы при реальном взрыве по сравнению с экспериментальным позволяет оценить суммарный тротиловый эквивалент боеприпасов в 2000-2500 кг.

Если рассматривать исторические аналогии, то характер разрушений от гидродинамического удара при взрыве двух подобных зарядов, установленных английскими диверсантами под немецким линкором “Тирпиц”, и крейсера “Киров”, подорвавшегося в октябре 1945 г. на магнитной мине в Финском заливе, указывает на иную природу направленного взрыва, пробившего насквозь корпус “Новороссийска” и выбросившего на палубу десятки тонн ила.

Первый взрыв боеприпаса (донной мины) произошел с левого борта. Нанести повреждения, гибельные для корабля, он не смог, но созданная им в толще воды каверна (полость) сыграла роль концентратора энергии взрыва второго боеприпаса, придав ему кумулятивный эффект.

Направленный к поверхности моря выход энергии второго взрыва вызвал смешение и захват массой воды придонного ила, выброс его через сквозное отверстие на палубу корабля, а также сглаживание воронок, придав им нехарактерную конфигурацию, удивившую специалистов.

Подводя итог, можно сказать, что линкор “Новороссийск” был подорван двумя боеприпасами с суммарным тротиловым эквивалентом около 2000-2500 кг, расположенными в районе диаметральной плоскости корабля на незначительном расстоянии друг от друга. Взрывы боеприпасов произошли с коротким временным интервалом, не превысившим десятых долей секунды, что обусловило создание кумулятивного эффекта и нанесение повреждений, в результате которых корабль затонул.

ДИВЕРСАНТЫ НЕ ЗНАЛИ УСТРОЙСТВА КОРАБЛЯ

Имея своей целью установить средства наведения и прицеливания, характерные для определенных видов боеприпасов, второй подкомиссии требовалось организовать работу по выявлению признаков управления процессом одновременного подрыва двух боеприпасов, неожиданно оказавшихся точно под кораблем. Уже сама постановка задачи ставит под сомнение вывод правительственной комиссии о том, что “Новороссийск” подорвался на немецкой мине, оставшейся со времен войны.

В случае признания факта взрыва двух боеприпасов правительственной комиссии пришлось бы отказаться от, мягко говоря, неправдоподобных объяснений запуска “случайно” остановившегося много лет назад часового механизма взрывателя мины, потревоженного якорь-цепью корабля, и рассмотреть возможность последовательного взрыва двух донных мин при срабатывании неконтактных взрывателей или детонации.

С учетом того, что к 1955 г. практически все немецкие мины в силу старения источников питания были неисправны, малая вероятность нахождения в боеготовом состоянии двух оставшихся после войны мин и их последовательного срабатывания, даже без учета возможности выхода из строя одного из боеприпасов при взрыве другого, выводит указанное событие за рамки реальности.

Интерес представляет интервал между взрывами, объективно зафиксированный сейсмографами Крымской обсерватории и показаниями свидетелей. Учитывая минимальное значение интервала времени между звуковыми сигналами, различаемыми человеком, а также скорость распространения фронтов детонационной и звуковой волны взрыва, расстояние между зарядами в первом случае должно превысить километр, а во втором - более 200 м.

Это говорит о невозможности последовательного подрыва двух боеприпасов, расположенных на грунте в районе якорной стоянки линкора “Новороссийск” как за счет детонации, так и срабатывания неконтактного взрывателя. То есть заряды под “Новороссийском” устанавливались целенаправленно и были подорваны в заданный момент времени. Незначительное, составившее десятые доли секунды, рассогласование по времени взрывов указывает на применение высокоточных и ударостойких часовых механизмов, т.к. в силу погрешности используемые в минном оружии тех лет отечественные и немецкие приборы срочности с суточной или часовой кратностью установки времени для этой цели не годились.

Здесь следует вспомнить обстоятельства подрыва “Тирпица” на месте его якорной стоянки 22 сентября 1943 г. В корабельном журнале было зафиксировано, что в 8 час. 12 мин. произошли два сильных взрыва с интервалом в одну десятую секунды: первый - около одной из орудийных башен, второй - на расстоянии 15 м от кормы. В свою очередь, непосредственный исполнитель атаки, командир сверхмалой подводной лодки “Миджет” лейтенант Кэмерон свидетельствует о сбросе у борта “Тирпица” двух подводных зарядов, которые должны были взорваться ровно через час.

Характер повреждений говорит о том, что боеприпасы с высокой точностью были установлены в плоскости сечения 40-го шпангоута, симметрично диаметральной плоскости корабля. При этом очевиден промах как минимум в 10 м, не позволивший осуществить подрыв артпогребов главного калибра, что гарантировало гибель корабля в кратчайшие сроки и так же, как и в случае с линкором “Императрица Мария”, не оставило бы улик.

В этой связи представляется сомнительной укоренившаяся версия о причастности к диверсии итальянских подводных пловцов, проводивших тренировки по подводному минированию именно на линкоре “Джулио Чезаре” (в будущем “Новороссийск”) и как никто другой знавших особенности подводной части корабля и его наиболее уязвимые места. Величина допущенного промаха указывает на ошибку в выборе точки прицеливания, объяснимую лишь отсутствием у диверсантов сведений о соответствующем удлинении носовой оконечности в процессе модернизации корабля в 1936-1937 гг. и доступа к корабельной документации, в которой эти сведения были отражены.

ИТАЛЬЯНСКИЙ СЛЕД СОВСЕМ НЕ ВИДЕН

Высокая точность доставки к цели боеприпасов обеспечивается привязкой к ориентирам, в качестве которых могли быть использованы обводы подводной части корпуса (при постановке боеприпасов с подводных средств транспортировки) либо надводные ориентиры - при заблаговременной постановке с надводных или подводных средств в отсутствие корабля на якорной стоянке.

Способ наведения, как и использование тех или иных ориентиров, зависел, таким образом, от средств доставки боеприпасов к цели.

За три месяца до своей гибели ЛК “Новороссийск” сменил три якорные стоянки, причем две - за последнюю неделю.

С момента последнего выхода корабля в море и швартовки прошло 10 час. 15 мин., до взрыва после этого оставалось еще 7 час. 15 мин.

К числу факторов, обеспечивших скрытность проведения операции, можно отнести отсутствие в Северной бухте постов наблюдения, которые были сняты по сокращению штатов, и отзыв дозорного корабля для обеспечения полетов в район Лукулла и Бельбека.

Поскольку в период с 5 час. 50 мин. 28 октября до 0 час. 17 мин. дежурные силы охраны водного района (ОВР) в Севастопольской бухте отсутствовали, окончательное приготовление и постановка боеприпасов могла быть осуществлена в районе 18 час. 27 мин. При этом теоретически чистое время действия подводных диверсантов не могло превысить пяти с половиной часов - с 18 час. 47 мин. (конец сумерек) и до прибытия дежурных сил ОВРа на базу.

Исходя из грузоподъемности и скорости подводного хода диверсионных средств того времени третья подкомиссия должна была сделать вывод: даже без учета времени, необходимого на отход, в указанный промежуток времени средствами итальянских подводных диверсантов задачу транспортировки и установки к кораблю двух с половиной тонн боеприпасов решить проблематично. Тем более что с гораздо меньшим напряжением сил и средств эта задача могла быть выполнена в течение недели, когда “Новороссийск” находился на штатной стоянке близ бухты Голландия.

К 1955 г. итальянцам удалось создать сверхмалую подводную лодку “Космос”, которая могла нести две управляемые диверсантами торпеды с радиусом действия 50 миль при скорости 3,3 узла, с зарядом весом 270 кг и восемью небольшими добавочными зарядами, снабженными часовыми механизмами. Поэтому для доставки и постановки к линкору “Новороссийск” зарядов весом 2000-2500 кг потребовалось бы как минимум 4-5 ПЛ “Космос” и 8-10 управляемых диверсантами торпед.

Таким образом, напрашивается вывод о надводном способе постановки боеприпасов с использованием в качестве ориентира створа якорных бочек, на которые должен был встать “Новороссийск” после возвращения с моря. Общий ресурс времени для решения задачи диверсантами в этом случае мог составить не менее 12 часов и был ограничен лишь получением уточненных данных о предполагаемом месте стоянки корабля после возвращения на базу.

В этой связи третья подкомиссия в качестве наиболее достоверной версии могла принять использование плавсредства с малочисленным экипажем, оснащенного подъемным оборудованием и слипами (торпедолов, тральщик, минный плотик), а в качестве боеприпасов - две авиабомбы типа ФАБ-1000 или ФАБ-1500, либо донные мины в таких же габаритах, оснащенные взрывателями с часовыми механизмами.

ПОЛИТИКА КАК ЧУДОВИЩНОЕ ВЫРАЖЕНИЕ ЭКОНОМИКИ

На основании данных, полученных подкомиссиями, трудно уйти от мысли о возможной причастности к гибели “Новороссийска” отечественных спецслужб.

Реализация программы строительства океанского флота, идеологом и главным действующим лицом которой был Главнокомандующий ВМФ Николай Кузнецов, вступила в противоречие с корпоративными интересами армейского командования, стремившегося к сохранению и поддержанию в боеготовом состоянии многомиллионных группировок Сухопутных войск. В этих условиях снятие с должности главкома ВМФ за упущения по службе и “крупные недостатки в судостроении” означало крушение военно-морской программы и использование высвободившихся ресурсов в интересах разработки и создания вооружения и военной техники Сухопутных и ракетных войск.

В 1954-1955 гг. Кузнецов ставит вопрос о десятилетнем плане судостроения, добивается решения об установке первых опытных образцов реактивного оружия морского и берегового базирования, рассматривает и утверждает проект атомной подводной лодки.

Последовавшее после гибели “Новороссийска” освобождение Николая Герасимовича от должности главкома ВМФ и назначение на эту должность Сергея Горшкова сняло препятствия на пути сокращения корабельного состава и авиации ВМФ, разделке на металлолом недостроенных кораблей. В дальнейшем, в результате лоббирования со стороны группировок ВПК, заинтересованных в развертывании комплексов баллистических ракет, партийное руководство страны пошло на резкое сокращение Вооруженных сил, уничтожение авиационного парка ВВС и свертывание наукоемких оборонных производств.

Принимая во внимание факт непростых, если не сказать больше, отношений между министром обороны СССР Георгием Жуковым и Николаем Кузнецовым, некоторые исследователи возлагают вину за принятие решения о проведении диверсии на министра обороны и председателя КГБ СССР Ивана Серова. Однако КГБ, являясь креатурой ЦК партии и лично Генерального секретаря, никогда не подчинялся министру обороны и тем более не ставил его в известность о планах спецопераций. Тем не менее существовал механизм задействования сил и средств армии и флота в интересах решения задач КГБ. Как правило, при этом разрабатывались соответствующие легенды прикрытия, которые для военного ведомства часто были секретом полишинеля и позволяли определить контуры замысла проводимой операции.

Не могла стать секретом и проводимая КГБ подготовка к грандиозной провокации на Черноморском флоте, в которую была вовлечена практически вся эскадра. Ее отзвуки не могли не дойти и до Министерства обороны.

Достоверно можно указать на три легенды прикрытия проводимой спецоперации.

Первая легенда объясняла катастрофу линкора детонацией взрывчатого вещества при выгрузке старого артиллерийского боезапаса. В мае 1955 г. взрывом неустановленного боеприпаса выгруженные артиллерийские снаряды были разбросаны, но не сдетонировали. Расследование по этому факту не проводилось.

За неделю до катастрофы “Новороссийска” эскадра по тревоге перешла на севастопольский рейд и была развернута по диспозиции к ноябрьскому празднику. Среди личного состава был распространен слух об обнаружении в Черном море неизвестной подводной лодки.

28 октября свое место по диспозиции занял линкор “Новороссийск”. Несостоятельность изложенных в акте комиссии версий гибели ЛК заставила распространить легенду об итальянских диверсантах, которая в силу своей фантастичности и дефицита информации по этому вопросу запала на долгие годы в память участников и свидетелей катастрофы.

“ДЖЕЙНС” ВСЕГДА ПРАВ

Из короткого сообщения справочника о боевых кораблях мира “Джейнс файтинг шипс” за 1957-1958 гг. следует, что линкор “Новороссийск” был потоплен “дрейфующей” миной, количество жертв составило сотни человек. Со ссылкой на другое сообщение утверждается, что корабль был использован во время “некоторых экспериментов” на Черном море.

Осведомленность издателей авторитетнейшего справочника, издающегося с 1897 г., никогда не подвергалась сомнению. Вряд ли можно оставить без внимания изложенную версию, скрывающую между строк сведения, полученные не только из акта правительственной комиссии, но и из других, более объективных источников информации.

Запоздалую на два года публикацию “Джейнс файтинг шипс” о трагедии “Новороссийска”, ее краткость и эзопов язык, описывающий ситуацию (позиционирование и подрыв мины в определенных целях), можно объяснить стремлением не “засветить” источники информации не только в Главкомате ВМФ, КГБ, но и в партийном руководстве и Совмине СССР. Трудно избавиться от ощущения запрограммированности сделанных правительственной комиссией в рекордно короткие сроки выводов, направленных не на установление причины катастрофы, а на обвинения, порой притянутые, командования ВМФ и попытки снять ответственность с промышленности за невыполненный комплекс мероприятий по обеспечению живучести и непотопляемости корабля и оснащению флота современными гидроакустическими средствами для поиска подводных лодок.

В традициях присной памяти 30-х гг. председателем комиссии был назначен человек, обвинивший в 1952 г. Николая Кузнецова в антигосударственном деле - “охаивании самых современных кораблей”. В число членов комиссии входили Сергей Горшков - и.о. главкома ВМФ, бывший командующий Черноморским флотом, несущий прямую ответственность за состояние дел на этом флоте, а также представители МВД и КГБ СССР. Симптоматично принятое уже в начале 1956 г. решение уничтожить материалы свидетельских показаний и не возбуждать уголовного дела против непосредственных виновников катастрофы с целью не допустить проведения следствия, которое неминуемо вело к раскрытию истинных причин катастрофы “Новороссийска” и установлению ее заказчиков и исполнителей.

В заключение хотелось бы сказать, что установленные факты говорят о реальной возможности довести до конца расследование причин катастрофы “Новороссийска”, привлечь к нему органы прокуратуры, которые должны возбудить по факту гибели боевого корабля уголовное дело, воздать должное героизму моряков-черноморцев, до конца выполнивших свой воинский долг, но не получивших заслуженных наград, что трудно оправдать в канун 45-летия национальной трагедии - гибели крупнейшего корабля Черноморского флота, унесшей жизни 608 человек.