Глава первая. Взлет по сигналу тревоги Насколько я знаю, каждый из морских летчиков считал за большую удачу, если его направляли служить в Крым. Ведь, по существу, чуть ли не весь Крымский полуостров, и особенно его прибрежная часть, — это огромный курорт с прекрасным климатом и неповторимыми пляжами. Но далеко не в последнюю очередь вызывало гордость его славное историческое прошлое, неразрывно связанное с героическим Севастополем, ставшим главной базой основных сил Черноморского флота. Понятным было и высокое предназначение расположенных неподалеку от города авиационных частей, в одной из которых довелось служить автору этих воспоминаний с 1940 года.
Такое устойчивое чувство уважения к Крыму не могло поколебать даже то, что курорты, пляжи, развлечения предназначались главным образом для отдыхающих, а в авиачастях здесь шла такая же напряженная боевая учеба, как, скажем, на Дальнем Востоке или в Заполярье. Добавьте к этому изнуряющую летнюю жару, когда после отбоя полетам мечталось только поскорее добраться до прохладного места или постели, и сразу совершенно очевидным станет различие между нами и курортниками.
Нужно сказать, что после окончания войны с Финляндией интенсивность боевой и политической подготовки резко возросла и постоянно набирала обороты. А тут еще наш 8-й истребительный авиационный полк только заканчивал формирование: продолжали поступать самолеты, прибывали летчики, техники, авиаспециалисты, которых надо было изучить, распределить, ввести в строй. Словом, дел невпроворот, о чем-то постороннем и подумать некогда...
Как-то собрал командир эскадрильи капитан Ф. И. Демченко летный состав среди дня. “Ну, — думаю, — сейчас новую вводную поставит, добавит работенки”. А он начал издалека: — Я, как вам известно, раньше служил на Балтике, Денисов — на Тихоокеанском флоте, Вальцефер, Панков и Тимошевский — в Ейске, да и командиры звеньев, не говоря уже о молодых летчиках, тоже прибыли из разных мест. Поэтому каждому из нас будет небезынтересно осмотреть Севастополь — “бастион Черноморья”, прикрытие которого с воздуха является основной задачей нашего 8-го и соседнего 32-го истребительных авиаполков.
Все присутствовавшие летчики сразу оживились, на их лицах заиграли радостные улыбки: наконец-то в напряженной обыденной жизни появится хоть короткая разрядка!
Между тем Федор Иванович продолжал уже несколько огорченным тоном:
— По моей и комиссара эскадрильи старшего политрука Моралина просьбе командир полка подполковник Юмашев разрешил такую экскурсию в воскресенье, то есть завтра, но, к сожалению, по семейным обстоятельствам я поехать не смогу. Возглавит экскурсию мой заместитель старший лейтенант Денисов. Выезд автобусом от штаба полка в восемь, обед в столовой Дома Красной Армии и Флота, возвращение в часть к двадцати ноль-ноль. Все ли ясно? — выразительно посмотрел на меня командир.
— Все ясно, товарищ капитан! — отчеканил я, не скрывая радости от предстоящей поездки.
— Действуйте! Важно, чтобы каждый летчик своими глазами увидел, какие огромные материальные и духовные ценности нам доверено защищать. Позже с этой же целью организуем экскурсию и для инженерно-технического состава...
А в Севастополе чем больше мы смотрели, тем больше хотелось увидеть, узнать. В сопровождении экскурсовода музея Черноморского флота осмотрели панораму героической обороны Севастополя в 1854 — 1855 годах, побывали на главном пункте обороны — Малаховой кургане, на знаменитом четвертом бастионе и на Графской пристани, с которой прекрасно виден памятник затопленным кораблям “Варна”, “Силистрия”, “Три святителя” и другим, преградившим своими корпусами путь врагу в бухту.
С понятным интересом выслушали рассказ о героических защитниках города адмиралах Лазареве, Нахимове, Корнилове и Истомине, матросах Кошке и Шевченко, проявивших, каждый на своем месте, несгибаемую волю, боевое мастерство, исключительные мужество и отвагу, преумноживших ратную славу русского народа...
Весь обратный путь, несмотря на усталость, мы обменивались впечатлениями, связанными не только с историческим прошлым города, но и с его современным обликом, внушительным видом линкоров и крейсеров, величественно покачивающихся на морских волнах Северной бухты могучих боевых кораблей. Помнится, кто-то процитировал слова Льва Толстого: “Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах”.
Когда наутро я доложил капитану Демченко о результатах поездки и посетовал на то, что на нее было выделено слишком мало времени, комэск заметил:
— Посмотрите в окно — там собрались группы наших техников и младших авиаспециалистов, подошли летчики из других эскадрилий, и все они слушают рассказы участников экскурсии о Севастополе. Уже одним только этим поездка оказалась полезной. Ну, а теперь со свежими силами и впечатлениями — вновь за дела!
Капитан Демченко... Все в эскадрилье были моложе его, да и выглядел Федор Иванович несколько старше своих лет. Поэтому многие подчиненные уважительно называли его “отцом”. А уважать командира было за что. Летал он на истребителях мастерски и свой опыт летчика и бойца передавал умело, особенно молодым авиаторам. Его грудь украшали орден Красного Знамени и два ордена Красной Звезды, заслуженные в небе Китая и в боях с белофиннами над Карельским перешейком.
Словом, авторитет Федора Ивановича был высоким и у подчиненных, и у вышестоящего руководства, почему и доверили ему командовать 1-й авиаэскадрильей, получавшей на вооружение новенькие И-16. Другие эскадрильи в процессе формирования 8-го истребительного авиационного полка, начавшегося еще в конце 1939 года, получали из других частей уже видавшие виды И-16 или И-153 (“чайки”), а то и И-15бис.
Из всех типов этих, тогда уже далеко не современных, истребителей наиболее устаревшим был биплан И-15бис, вооруженный двумя пулеметами ПВ-1. Но зато он, как и его младший, более совершенный, собрат И-153, мог нести четыре пятидесятикилограммовые фугасные (ФАБ-50) или четыре двадцатипятикилограммовые осколочные (АО-25) бомбы и использоваться как штурмовик. Что же касается лучшего из упомянутых истребителей, нашей недавней гордости моноплане И-16, не только с мотором М-25, но и М-62, то, как показал опыт их боевого применения в Испании, он по решающим характеристикам — скорости, скороподъемности, вооружению — уступал немецким “мессершмиттам”.
Мы знали, конечно, что у нас появились новые боевые самолеты, не уступавшие, а по ряду параметров и превосходившие хваленые немецкие машины. Об одной из них — МиГ-3 — я знал не понаслышке. Дело в том, что этот истребитель испытывал в небе Крыма известный летчик-испытатель Герой Советского Союза Степан Павлович Супрун, удостоенный затем в первый же год Великой Отечественной войны второй медали “Золотая Звезда”. В марте же 1941 года на одном из заводских аэродромов он обучал пилотированию на этой машине группу летчиков авиации Военно-Морского Флота, в числе которых был и я. К сожалению, после возвращения в часть летать на этом типе истребителя мне не пришлось — в мае и июне они начали поступать на вооружение лишь одной из эскадрилий 32-го истребительного авиационного полка, базировавшегося с нами на одном аэродроме.
— Будут и у нас новые самолеты, — уверял командир полка Константин Иосифович Юмашев. — А пока полетаем на “ишачках” и “чайках”.
...Напряжение в боевой подготовке не спадало. Завершали ввод молодежи в строй. Совершенствовали свое летное мастерство и опытные авиаторы. Командир 62-й авиабригады полковник Георгий Георгиевич Дзюба помимо отработки все более сложных упражнений Курса боевой подготовки чаще стал проводить тактические учения, ввел соревнования по воздушному бою и воздушной стрельбе, для чего была составлена специальная инструкция и выработаны нормативы. Победителям соревнования приказом по части присваивалось почетное звание “Мастер воздушного боя и воздушной стрельбы”. В мае 1941 года этого звания удалось добиться и мне. Да и стыдно было бы ходить в “середнячках” таким, как, я, участникам боев у озера Хасан, да и другим воздушным бойцам, испытанным огнем в небе Халхин-Гола, Китая, Испании, Карельского перешейка... Молодые пилоты с интересом слушали наши рассказы о минувших боях, брали на вооружение накопленный нами опыт, но с особым вниманием следили за уровнем летного мастерства ветеранов, что в авиации всегда имело первостепенное значение.
Вторая половина июня в Крыму надолго запомнилась иссушающей жарой. Временами, особенно в безветрие, когда рулившие по грунту или взлетавшие самолеты поднимали облака пыли, на аэродроме становилось буквально нечем дышать”. И что с того, что рядом плескалось ласковое море — начавшиеся 14 июня учения флота и связанная с этим повышенная боевая готовность перекрыли нам все пути к пляжам.
В конце первого дня учений капитан Демченко собрал личный состав эскадрильи и поставил задачу:
— В 70 — 80 милях в море на траверзе озера Донузлав обнаружена большая группа кораблей “противника”. Вероятно, он планирует высадку морского десанта на необорудованный, но десантно-доступный участок побережья, скорее всего в 10 — 15 километрах южнее озера. Ожидаемое время высадки — на рассвете 16 июня. Нам приказано вести непрерывную разведку, а при начале десантирования совместно со второй эскадрильей прикрывать третью и четвертую эскадрильи, которые будут наносить по десанту бомбоштурмовые удары.
Помолчав немного, комэск добавил:
— Напомню: именно в этом районе в 1854 году, в период так называемой Восточной войны, французы высадили морской десант, который имел определенный успех. Поучительный факт истории нам забывать нельзя.
Началась подготовка к решению поставленной задачи. Уже в сумерки Федор Иванович вызвал меня, Василия Вальцефера, Николая Тимошевского и объявил:
— Получен приказ: всем вам поочередно дежурить в кабинах самолетов. К пулеметам будут подведены снаряженные ленты, но вводить их в патронники без дополнительного приказания запрещаю. Вопросов не задавайте, неясное буду уточнять по мере получения новых данных об обстановке.
Комэск был предельно конкретен, и, как нам показалось, в его голосе чувствовалось волнение. Такого в нем мы еще не замечали.
Да, это была уже загадка — неужели и здесь, как бывало на Дальнем Востоке, появились нарушители государственной границы? Те дальние события напомнили, что провокации на границе могут привести к серьезному вооруженному столкновению. Действительно, японцы долгие годы покушались на наше Приморье, часто развязывали разного рода конфликты. Время от времени нам приходилось устанавливать постоянные дежурства экипажей на аэродроме, организовывать засады у границы на ограниченных грунтовых площадках в целях перехвата нарушителей воздушного пространства...
Вспомнились и сами хасанские события. Около десяти раз пришлось мне со своим звеном самостоятельно и в составе эскадрильи, возглавляемой капитаном В. Е. Жумбакисом, вылетать в район боев. Японские авиаторы явно осторожничали, видимо, на пользу им пошел печальный урок встреч с нашими воздушными бойцами в небе Китая. Это позволяло нам после окончания сопровождения бомбардировщиков или патрулирования над полем боя снижаться и с бреющего полета поражать противника из пулеметов. Такие атаки, когда видишь, как свинцовый шквал выметает с родной земли чужеземных захватчиков, приносит большое удовлетворение. Я все сильнее прикипал сердцем к истребительной авиации, убеждался в правильности выбора пути. Ведь, прибыв на Дальний Восток осенью тридцать шестого, я около года летал на тяжелом, неповоротливом бомбардировщике ТБ-3 и с немалым трудом осуществил давнюю мечту — стать летчиком-истребителем. Полетал немного на допотопном И-5, а потом пересел на И-16 — чуть ли не на лучший тогда в мире истребитель — и, несмотря на его исключительную “строгость”, освоил пилотирование и боевое применение как днем, так и ночью. Знаю, что и сейчас, десятилетия спустя, пилоты, полетавшие, а тем более повоевавшие на не терпевшем панибратства и недоученности “ишачке”, испытывают чувство законной гордости...
А учения продолжались. На аэродроме по-прежнему было изнуряюще душно, даже ночью не спадала жара. И хотя для дежурства в самолете я надевал лишь тонкий хлопчатобумажный комбинезон, приходилось сдвигать на затылок летный шлем с очками-бабочками, открывать дверцу борта, расстегивать нагрудный карабин парашюта. Однако в таких случаях от жары одно спасение — подняться в воздух, остыть в продуваемой всеми ветрами открытой кабине. Но...
Прошел день, затем другой... Ни одного вылета, будто и учений никаких нет, словно не готовились к отражению морского десанта. Возрастало ощущение какой-то недоговоренности, неопределенности. Капитана Демченко не раз вызывали к командирам полка, авиабригады, но возвращался он от них с прежним указанием: продолжать дежурство в самолетах. Ну не иначе как затянувшаяся пауза вызвана разработкой командованием какого-то нового варианта дальнейшего хода учений!
Впрочем, думалось и о другом. Вторая мировая война уже вплотную подошла к нашим западным границам, в том числе и черноморским. По различным каналам до нас доходили слухи о “заблудившемся” немецком военном самолете, долетевшем до Крымского побережья, а перед самым началом флотских учений в наших территориальных водах неподалеку от Балаклавы был обнаружен перископ неизвестной подводной лодки. И все же почему-то казалось, что в субботу 21 июня наконец-то будет дан сигнал об окончании учений, в которых не пришлось сделать ни одного вылета.
Но этого не произошло. Наоборот, кроме ночного дежурства одиночных И-16 было установлено дневное дежурство звеньев истребителей, и тоже с подводом боекомплекта к оружию. Становилось очевидным: назревало что-то серьезное. Но что именно, никто не знал. На всякий случай настроились на такой вариант: с других аэродромов поднимутся в воздух буксировщики мишеней (“конусов”) и нам, истребителям, взлетев по тревоге, надо будет отыскать и атаковать цели. Можем получить задание и на поражение наземных целей. Оставалось только терпеливо ждать дальнейшего развития событий...
В ночь на 22 июня, сменившись с боевого дежурства, разморенный, выжатый как лимон (и это при полном-то бездействии!) добрел до палатки и, едва расстегнув комбинезон, свалился на кровать. Казалось, только закрыл глаза, как грозное “Тревога!” подняло меня с постели. Через считанные минуты оказался на самолетной стоянке. Здесь уже были комзск и комиссар эскадрильи старший политрук В. М. Моралин. Вскоре собрался и весь личный состав.
— Первому и второму звеньям, — приказал Демченко, — во главе со мною, высота две тысячи, третьему и четвертому звеньям во главе со старшим лейтенантом Денисовым, высота три тысячи, следовать в зону номер один, имея задачу: не допустить пролета самолетов-нарушителей, предположительно немецких, со стороны моря в глубь Крыма. Взлет — по готовности. Самолеты в воздухе. Короткая июньская ночь на исходе — на востоке брезжит рассвет. Звенья построились в боевой порядок “клин самолетов”, короткими очередями в сторону моря опробовали оружие — все пулеметы работали безотказно.
Разворот в наборе высоты, курс — в свои зоны. Только после этого взглянул в сторону Севастополя и увидел секущие небо лучи прожекторов, разрывы зенитных снарядов. |