Наши товарищи

В ноябре 1936 года в Испанию прибыли два советских моряка-добровольца — С. С. Рамишвили и В. П. Дрозд. Обоих я знал и подбирал им работу с учетом характера и способностей каждого.

Семен Спиридонович Рамишвили стал советником командира базы в Картахене. Кроме замечательных лингвистических способностей он обладал и талантом организатора. С самого раннего утра и до позднего вечера Рамишвили колесил на своем маленьком "фиате" вместе с шофером и другом Хосе по причалам порта. Все у него получалось ладно. Рамишвили, или капитан де фрегата Хуан Гарсиа, как его звали в Испании, фактически стал командиром базы. Дон Антонио Руне, официально занимавший этот пост, не любил перегружать себя работой и был рад передать се другому.

Валентин Петрович Дрозд, опытный моряк, человек живой, энергичный, был очень полезен на флотилии эсминцев. Командовал ею Винсенте Рамирес, андалузец, отличавшийся шумливым, а подчас и взбалмошным характером. На мостике у дона Винсента трудно было услышать чью-либо речь, кроме его собственной. Говорил он пространно и громко, не скупясь на самые соленые флотские выражения. Даже на совещаниях у командующего его голос заглушал все другие. Мятеж застал Рамиреса совсем молодым офицером. Из него получился бы неплохой командир флотилии, если б не его шумливость и неорганизованность.

Дон Рамон — Дрозд — умел удивительным образом нейтрализовать недостатки Рамиреса, охладить, когда нужно, его излишний пыл, дать вовремя спокойный и разумный совет. Рамирес очень уважал Дрозда и привязался к нему. Помню, как, усталые, они возвращались после походов с моря — работы у эсминцев было много — и приходили ко мне или к командиру базы. Держались они вместе, как неразлучные друзья.

— Дон Рамон — муй листо (очень умный), — не раз твердил мне Рамирес и восхищенно рассказывал о мужестве и умелых действиях Дрозда.

В годы Великой Отечественной войны В. П. Дрозд командовал эскадрой Балтийского флота. Сражался геройски. Погиб он трагически. Возвращаясь зимой 1943 года по льду из Кронштадта в Ленинград, попал в полынью после бомбежки. Его именем — "Вице-адмирал Дрозд"— был назван один из кораблей Балтийского флота.

Шли месяцы. Даже легкомысленно относившийся поначалу к войне дон Антонио Руис стал понимать, что она затянется надолго. Народная армия благодаря советской помощи оружием и участию интернациональных бригад остановила наступление фашистов на Мадрид, нанесла им поражение и разгромила итальянский корпус под Гвадалахарой. Во главе правительства стоял Хуан Пегрип, сменивший Ларго Кабальеро. От Негрина можно было ждать более решительных и последовательных действий. Республиканские войска готовились к наступлению. Доставка оружия играла решающую роль. Германия и Италия посылали мятежникам целые соединения самолетов, танков, пехоты. Итальянские корабли, уже не маскируясь, под своим государственным флагом действовали против республиканцев. Флот Франке получал от фашистских государств эсминцы и подводные лодки.

Для республиканской армии оружие продолжало поступать преимущественно через Картахену. Встреча "игреков", разгрузка, отправка вооружения на фронт — этой будничной работой была заполнена вся зима. На кораблях плавало уже несколько десятков наших добровольцев. Под их влиянием республиканцы начали понимать, что для победы мало одного энтузиазма, нужны знания, следует упорно учиться и в ходе войны. Командиры не очень охотно, но все же стали выводить корабли в море на учебные стрельбы и совместное маневрирование. Флот получил несколько самолетов-бомбардировщиков, а истребители прикрывали базу от вражеских налетов.

Изредка мне приходилось ездить в Валенсию. С ноября 1936 года там находилось правительство Испанской республики. В Валенсии было и наше посольство, а также главный военный советник. Я должен был докладывать обстановку морскому министру И. Прието. Встречался и с товарищами из Центрального Комитета Компартии Испании, информировал их о нашей работе. Но больше всего я был связан с главным военным советником. Вначале этот пост занимал Я. А. Берзин, а затем его сменил Г. М. Штерн, которого в Испании звали Григоровичем. Тогда и началась моя дружба с этим замечательным человеком.

Поездки на машине по Испании в те дни были небезопасны. Испанские шоферы-лихачи нередко терпели аварии. Нам одно время даже официально советовали, где только можно, летать на самолетах. Я предпочитал ездить ночью. Мой Рикардо выезжал на каратеру принсипаяь — основную дорогу — и гнал со скоростью девяносто — сто километров. Однажды и мы с ним попали в кювет. Об этом стоит рассказать. История любопытная.

В сентябре 1936 года в Аликанте пришел наш транспорт "Нева". Я не раз бывал у капитана Кореневского. Как-то встретил у него в салоне двух молодых особ. Одна оказалась журналисткой, другая — дочерью бельгийского консула.

— А мы вас знаем. Вы советский морской офицер, — в один голос затараторили они.

Раскрывать свое инкогнито не хотелось, но и отрицать было уже бесполезно: выяснилось, что они меня видели на каком-то официальном торжестве. Мы любезно простились, и на пожелание скоро увидеться я уклончиво ответил поговоркой: гора с горой не сходится...

Спустя некоторое время мы с Рикардо торопились из Картахены в Валенсию. Час ранний. Движение было небольшое. Еще издали я заметил, что навстречу мчится машина. Широкая, свободная дорога, казалось, не таила никакой опасности. Но встречная машина вдруг резко повернула в пашу сторону. Рикардо не успел оглянуться, как мы оказались в кювете. Левый борт нашей машины разворотило. Я был поражен, когда увидел выходящими из встречной машины моих старых знакомых.

— Ну вот мы с вами и встретились, — улыбнулась одна из них. Потом с притворным участием спросила, не получил ли я повреждений. Серьезного ничего не случилось, но наша машина была разбита, а ушибленное колено заставило меня несколько дней пролежать в постели и еще долго напоминало об этом несколько загадочном происшествии.

Вспоминаю и другой случай. Весной 1937 года как-то спешил в Валенсию. Рикардо был в отпуске, и я поехал на другой машине с Хосе, шофером Рамишвили. Сначала не обратил внимания, что, проехав Аликанте, Хосе свернул с обычной дороги. Оказывается, чтобы выиграть время, он решил проехать по старой дороге, идущей через горный перевал. Когда-то по ней ездили все. Потом построили новую дорогу вдоль берега моря, а эта была заброшена. За долгий путь не повстречалась ни одна машина. Это нас удивило. Попытались установить, где едем. Но вокруг — ни души. Встревожились не на шутку. Хосе тоже понял, что сделал непростительную ошибку. Мы поднимались в гору, под колесами шуршала галька. Когда достигли вершины горы, низкая облачность совсем закрыла нам путь. А тут и бензин был на исходе. Мы с Нарцисс, моим переводчиком и помощником, начали беспокоиться. К счастью, дорога вскоре пошла вниз, и мы, сберегая остатки горючего, покатились с выключенным мотором. Как же обрадовались, когда на последних каплях бензина въехали в небольшой городок Алькоя! Совсем недружелюбным окриком нас встретил милисиаиос:

— Сальво! Кондукто! (Стой! Пропуск!) А мы были ему рады, забыв о наших треволнениях.

"На машине — хорошо, а самолетом — лучше!.." — так и я стал считать после этого случая.

В Картахене еще задолго до прихода очередного транспорта нас начинали теребить товарищи, заинтересованные в грузах. Старший танковый советник генерал Д. Г. Павлов звонил по телефону. Ему не терпелось узнать, когда и в каком количестве поступит боевая техника.

— Ну как, "жених", еще не встретил свою "невесту"? — спрашивал полковник Вольтер — Н. Н. Воронов. Его интересовала артиллерия.

Рассчитывать, что иносказания вроде "женихов" и "невест" могут остаться неразгаданными, было трудно. А Павлов и к таким уловкам не любил прибегать. Он даже обижался, если кто-либо танки называл, скажем, черепахами. Случалось, я давал друзьям не очень точную информацию, помня, что нас может подслушать противник. Теперь в этом можно признаться.

— Да, да, — говорил я, услышав вопрос о "женихе" и "невесте". — Встретились, все в порядке. А транспорты в это время были еще далеко в море. В Испании мне довелось встретиться с Павлом Ивановичем Батовым — Пабло Фрицем. Приехал он ко мне, чтобы попросить побыстрее отправить ему танки. Встреча была короткой, деловой, но очень теплой и сохранилась в памяти на всю жизнь. О том, как генерал армии П. И. Батов воевал в Великую Отечественную, известно. Две Золотые Звезды Героя украсили его грудь.

Из советских добровольцев чаще всего наведывались к нам в Картахену летчики, в частности их старший советник генерал Дуглас — Яков Владимирович Смушкевич. Когда приходил очередной транспорт, за его разгрузку брались все — не только испанские грузчики, но и наши добровольцы. С чинами и должностями не считались: майоры, лейтенанты, летчики, танкисты, артиллеристы, моряки — все таскали ящики. Танки или пушки выгружали очень быстро. Иное дело — самолеты. Огромные ящики с фюзеляжами доставляли много хлопот и беспокойства. Случалось, принимать свой груз приезжали десятки наших летчиков и инженеров, благо сборка самолетов производилась на аэродромах вблизи Картахены. Они проводили у нас по несколько дней и чувствовали себя как дома. Да и в свободные дни, когда такие выдавались, паши друзья летчики приезжали в Картахену провести вместе вечер за чашкой чаю или кофе с коньяком.

Но главное было в другом. С пехотинцами, танкистами и артиллеристами у нас, моряков, не было тесного взаимодействия: мы редко потом видели товарищей, ушедших с материальной частью из Картахены. А с летчиками мы действовали совместно. Морская война у берегов Пиренейского полуострова по масштабам была небольшой, но она ясно показала: без авиации не может быть сколько-нибудь значительных морских операций. Не имея превосходства над противником в воздухе, нельзя господствовать и на море.

Мы убедились и в том, что одна зенитная артиллерия, без истребителей, не способна надежно защитить корабли и базы. У флота должна быть своя, подчиненная ему потребительная авиация, действующая согласованно с зенитной артиллерией. В общем, наша дружба с летчиками в Испании была неизменной и крепкой.

С Я. В. Смушкевичем я познакомился осенью 1936 года в Валенсии, вскоре после того, как он приехал в Испанию. Автомобильная авария, в которую я тогда угодил, заставила меня пролежать несколько дней в постели.

— Ну вот. Нам спешно нужны самолеты, а он умудрился выбыть из строя! — С этими словами Яков Владимирович вошел в номер гостиницы "Метрополь", где я жил.

Жизнерадостный, улыбающийся, он сел возле моей кровати. На нем была кожаная куртка, из-под большого берета выбивались черные вьющиеся волосы.

— Давайте знакомиться. Как нога? Долго придется лежать?

— Да нет, дня два-три, а там хоть на костылях — в Картахену.

Лежать было действительно некогда: в пути находилось несколько транспортов, следовало позаботиться об их приемке. Под Мадридом шли тяжелые бои, республиканцы нуждались в оружии. Об этом говорил и Смушкевич. Он беспокоился о скорейшей выгрузке самолетов.

— Транспорт "Санто Аугустин", который доставляет самолеты, находится еще в восточной части Средиземного моря. Надо сперва провести его от Бизерты до Картахены. Это самый трудный участок пути, — заметил я. Смушкевич рассмеялся. — Провести вы сумеете, вам же не в первый раз.

— А сколько истребителей и бомбардировщиков получит флот за их доставку? — пошутил я.

Он снова рассмеялся, стараясь отделаться от вопроса: все самолеты были уже заранее распределены. Их не хватало на фронте.

— Транспорты идут и идут. Нелегко их провести морем до места и разгрузить, ничего не потеряв. Флот требует прикрытия с воздуха, — продолжал наседать я.

Я знал, что республиканские лайнеры "Санто Томе", "Магеланес" и "Map Контабрико" уже грузятся в портах Черного моря. А как раз в эту пору мятежники начали бомбить Картахену, применяя массированные налеты авиации.

В общем мы все-таки договорились со Смушкевичем: из первой же партии он выделит для флота несколько самолетов, чтобы прикрывать Картахену и аэродромы. Слово свое он сдержал. Истребители стали надежно прикрывать порт.

Может, получилось так потому, что мы встретились со Смушкевичем на чужбине, но у меня было такое чувство, будто я знаю его уже давно и очень хорошо. Говорить с ним было легко, пожалуй, даже весело, а главное, слушая его, я проникался уверенностью, что на него можно положиться.

До поездки в Испанию Яков Владимирович командовал авиационной бригадой в Белорусском округе. Он пользовался большим авторитетом среди летчиков. Смушкевич мог не только отдать приказ, но и сам показать, как надо его выполнять. Летчиком он был великолепным. В Испании его авторитет, завоеванный блестящим мастерством и отвагой в боях, еще больше возрос.

Морякам и летчикам в ту пору было над чем поразмыслить, что сообща обсудить. В первую мировую войну накопился очень небольшой опыт использования самолетов на море. В Испании же новая авиационная техника испытывалась над морем непосредственно в боевой обстановке. Естественно, результаты этих испытаний интересовали и нас, моряков, и летчиков.

Советские добровольцы из отряда, действовавшего вместе с флотом, были сухопутными летчиками. Все они показали себя отважными, мужественными людьми. Они отлично выполняли задания, когда надо было днем и ночью бомбить порты, железнодорожные узлы и другие объекты па суше. Но действовать на море оказалось труднее, чем представлялось вначале. Первая трудность заключалась в том, что очень нелегко было распознать корабль противника с большой высоты и приблизиться к нему, не рискуя быть сбитым. Вскоре летчики убедились и в том, как трудно поразить с воздуха боевые корабли.

— Сбросили бомбу, как будто попали, а ему хоть бы что. Он продолжает идти, значит, и не получил никаких повреждений.

Позднее все мы усвоили: атаковать быстро движущийся крейсер одиночным самолетом с горизонтального полета — дело почти безнадежное. Это показал и опыт второй мировой войны.

Иное дело бомбить корабли в порту. Там попасть в них значительно легче. Например, много шуму наделал случай в порту острова Ивиса.

Но сначала несколько слов о встречах с артиллеристом Н. Н. Вороновым.

Наших волонтеров-артиллеристов в Испании было немного, но и с ними приходилось иметь дело, когда транспорты доставляли пушки, снаряды, винтовки. Часто я виделся с Н. Н. Вороновым. Как советник артиллерии, он много времени проводил на фронтах. Иногда наши пути сходились в Валенсии, куда в относительно спокойные дни съезжались военные руководители, гражданские деятели, журналисты. Как я уже говорил, в Валенсии находилось правительство республики. Здесь же намечались стратегические планы на будущее. Причем одни секретно работали над этими планами, другие всеми силами старались узнать о них.

Советские волонтеры обычно собирались в доме на улице Альборайя, 8. Там я чаще всего и встречал Николая Николаевича. Несмотря на то, что он, как и я, был одет во все штатское, военная выправка выдавала его. Высокий, статный, жизнерадостный, остроумный, он был всеобщим любимцем.

Постоянные разъезды по фронтам сказывались на его костюме. И подчас он шутил:

— Вальтера из меня не получилось, а вот Скотт, пожалуй, налицо.

При этом слово "Скотт" подразумевалось без последней буквы.

Он утверждал, что псевдоним свой получил в честь английского писателя Вальтера Скотта. На самом же деле по документам он числился полковником Вольтером — однофамильцем великого французского мыслителя.

Николая Николаевича интересовали пушки, снаряды, поступающие через Картахену. Встретившись со мной, он обычно отводил меня в сторону и спрашивал: — Как там? Что виднеется на горизонте? Иногда приезжал ко мне и в Картахену. Потом мы надолго расстались: я работал на Дальнем Востоке, он — в Москве. Но в годы войны частенько встречались в Ставке. В августе 1941 года вместе выезжали в Ленинград. Я вернулся, а он там застрял. Как известно, первая половина сентября того года была очень тяжелой для Ленинграда. Неприятельские снаряды простреливали город. Налеты вражеской авиации следовали один за другим. Представителю Ставки пришлось много поработать в осажденном городе.

31 мая 1937 года республиканская эскадра вышла встречать лайнер "Магеланес". Так как у острова Мальорка были обнаружены фашистские крейсера, решили провести отвлекающую операцию. Объектом избрали порт на острове Ивиса. Флот шел, чтобы обстрелять его, а потом, с наступлением темноты, повернуть для встречи "игрека". В этой операции должна была принять участие и авиация.

Корабли приблизились к острову и обнаружили в порту немецкий линкор "Дойчланд". Чтобы не вызвать международных осложнений, командующий эскадрой решил не открывать огня. Основная задача — отвлечь внимание — была выполнена.

Но летчики, вылетевшие несколько позже, ничего не знали: ни то, что там стоит немецкий линкор, ни о решении командующего эскадрой. К тому же едва республиканские самолеты появились над островом, как "Дойчланд" открыл по ним огонь. Летчики, будучи совершенно уверенными в том, что это корабль мятежников, сбросили на него бомбы. Они попали в кормовую часть линкора. Число жертв на "Дойчланде" достигло восьмидесяти человек.

Республиканская эскадра еще шла навстречу "игреку", а радио всех западных стран уже передавало сенсационную новость о "нападении" испанских самолетов на немецкий линкор.

"Дойчланд" попросил английское портовое начальство в Гибралтаре обеспечить возможность ремонта, а также "подготовить гробы для отправки в Германию останков погибших" и направился туда.

Другие немецкие корабли затевали что-то недоброе. Между ними не прекращались переговоры весь следующий день. Ночью, когда республиканская эскадра, встретив "игреков", возвращалась на базу, она натолкнулась на соединение германских кораблей — линкор "Шеер" и несколько эсминцев. Немцы сразу же подняли национальные флаги, осветив их еще прожекторами. Но никто не собирался нападать на них. Эскадры быстро разошлись.

Рассчитались гитлеровцы с мирным населением. На следующее утро немецкие корабли подошли к незащищенной Альмерии и варварски обстреляли город. Были разрушены десятки домов, погибло много жителей, в том числе женщин и детей.

Эпизод с "Дойчландом" мы уже забыли, а газетная шумиха вокруг него еще долго не затихала.

К концу 1937 года в результате прямого вмешательства немцев и итальянцев соотношение сил на море резко изменилось. Пользоваться коммуникациями в Средиземном море стало невозможно. Приходилось прибегать к другому пути — из Балтики во французские порты Гавр и Шербур, а оттуда по железной дороге через Францию. Хотя это и было безопасно, но очень ненадежно: транзит целиком зависел от капризов быстро сменявшихся во Франции кабинетов. Пришедшее в Гавр или Шербур оружие то пропускали, то задерживали. Последнее случалось чаще.

Помехи в военном снабжении со стороны Франции сыграли роковую для республики роль на последнем этапе войны. В самый разгар битвы за Каталонию (декабрь 1938 г. — февраль 1939 г.) на франко-испанской границе скопилось очень много самолетов, орудий, танков, торпедных катеров и т. д. Если бы они вовремя попали в руки республиканцев, весь ход битвы мог решительно измениться. Но французское правительство, несмотря на просьбы республиканцев, отказалось открыть границу. Этим было ускорено поражение республиканской армии в Каталонии, а стало быть, облегчалась окончательная победа Франке и его фашистских покровителей.