Десятилетие, истекшее после русско-японской войны и последовавшей за ней первой русской революции, неузнаваемо изменило лицо России. Царизм, приведший страну к неслыханному военному поражению, жестоко подавивший стремление народа к гражданской свободе и социальной справедливости, теперь окончательно дискредитировал себя позором распутинщины. Пороки деградирующей высшей власти не могли не отразиться на флоте. И хотя кровью добытый опыт внес коренные усовершенствования в организацию, тактику и технику флота, остались не устранимыми изъяны социальные и политические. Все острее ощущалась классовая рознь в среде личного состава, невысоким был уровень оперативного искусства высшего командования, планы строительства и развертывания флота не соответствовали фактической обстановке. И мировая война опять застает флот с недостроенными кораблями, его главные силы оказываются запертыми в Балтике, а северный театр, призванный обеспечивать единственную у союзников и весьма оживленную коммуникационную линию, — полностью беззащитным. Уже в первую военную навигацию в Архангельск прибыло 123 парохода, доставивших свыше 90 тыс. т военных грузов и 450 тыс. т каменного угля для Балтийского и Черноморского флотов. В мае 1915 г. на минах, поставленных германским вспомогательным крейсером «Метеор», подорвался первый пароход, за лето погибло пять транспортов, а в октябре чудом остался на плаву английский вспомогательный крейсер «Арланца», на котором в Англию для участия в координационном совещании по вопросам боевого снабжения армий союзников направлялась русская миссия. Начали появляться в полярных водах и германские подводные лодки.

Между тем в навигацию 1915 г. все силы флота на севере представляли уже известный нам «Бакан» с его 37- и 47-мм пушками, да несколько наспех вооруженных траулеров и пароходов. Ледоколов для проводки судов зимой не было вовсе. Для спасения застрявших в Архангельске пароходов англичане прислали в качестве ледокола старый линейный корабль «Юпитер» (кодовое наименование «Буйвол»), следом пришел заказанный в Англии ледорез «Канада» (впоследствии «Литке»), из Владивостока спешил заградитель «Уссури», но все это не могло решить проблемы. «Юпитер», выполнив свою роль ледокола (корабль получил серьезную течь), был отозван англичанами, эпизодические заходы английских крейсеров также не обеспечивали надежной защиты, а прибывшие английские тральщики не подчинялись русскому командованию. Чтобы быть хозяином театра требовались собственные серьезные силы. К вооружаемым собственным и приобретаемым за границей судам летом 1916 г. присоединились прибывшие из Владивостока миноносцы «Властный» и «Грозовой», а также транспорт-мастерская «Ксения». Основой создаваемой флотилии Северного Ледовитого океана по замыслу МГШ должно было стать соединение крейсеров, но из свободных к началу войны крейсеров Сибирской флотилии «Жемчуг» погиб в Пенанге, а «Аскольд» действовал в составе флота союзников в Средиземном море. Попытки приобрести корабли в Латинской Америке не удались. Япония — союзница Антанты, несмотря на ликвидацию всех германских морских сил в Тихом океане, в лучшем случае соглашалась уступить устарелые броненосцы береговой обороны, захваченные при Цусиме. В конце концов, под видом союзнической помощи, но за солидную цену, договорились о передаче трех русских кораблей «Сагами» («Пересвет») за 7 млн. йен, «Танго» («Полтава») за 4,5 млн. и «Сойя» («Варяг») за 4 млн. йен. Корабли передавались «в их настоящем положении», с необходимым для плавания в военное время ремонтом; место сдачи — Владивосток.

17 февраля 1916 г. в Японию для ознакомления с состоянием кораблей и их документацией прибыла комиссия в составе флагманских специалистов штаба командующего Сибирской флотилией во главе с инженером-механиком капитаном 2-го ранга С. П. Садоковым. Настойчиво подчеркивая на переговорах в верхах политическое значение передачи кораблей дружественной союзной державе, окружив членов комиссии самой трогательной заботой и вниманием, японские власти в то же время не стремились создать такую обстановку, в которой члены комиссии могли бы подробно ознакомиться с довольно-таки изношенными кораблями, безусловно не стоившими тех миллионов, за которые Япония «уступила» их России. Японские офицеры говорили только «на плохом английском», все названия приборов, механизмов, устройств и помещений на корабле, как и вся техническая документация, ведомости и надписи на чертежах изображались японскими иероглифами, хотя переводчика русская комиссия не получила. Приходилось, «теряя непроизводительно много времени», кое-как объясняясь со старшими специалистами кораблей, почти наугад выуживать из массы документов самые основные, чтобы с грехом пополам переводить их на английский язык. Присланный в помощь комиссии военно-морским атташе отставной японский офицер флота не знал русского языка и смог помочь лишь знанием «всех порядков и обычаев» японской флотской администрации. Не лучшими были и сами условия работы. Японцы не сочли нужным предоставить на кораблях каюты русским офицерам, они жили в соседнем городке, и каждое утро тратили время на хождение в контору военного порта, где стояли «Сойя» и «Сагами», и уже оттуда в сопровождении адъютанта отправлялись на корабли. В выходные дни работа не допускалась. В совершенстве владевший японским языком военно-морской атташе капитан 2-го ранга А. Н. Воскресенский смог приехать из Токио только на один день, да и то к концу осмотра «Сойи» и «Сагами», однако и при таких условиях работы у комиссии было достаточно фактов, чтобы констатировать лишь «удовлетворительное в общем» состояние кораблей. Следы «естественного износа от времени» в большей или меньшей степени имели все детали корабельных механизмов, хотя содержались они, по мнению С. П. Садокова, «в полном порядке», а для сохранения их в исправном виде было приложено «много труда, внимания и заботливости». В наибольшей сохранности были огнетрубные котлы на «Танго», позволявшие рассчитывать при хорошем уходе на пять лет службы, на «Сагами» котлы Бельвиля были пригодны к службе на более чем на три-четыре года при условии замены ряда трубок и элементов, а котлы «Сойи» «довольно сильно изношенные», могли прослужить лишь полтора-два года, после чего их следовало заменить. В сухопарниках четырех котлов обнаружилось разъедание заклепок, требовавшее их переклепывания через год, в некоторых котлах обнаружился прогиб трубок и трещины коллекторов в местах соединения их с водогрейными трубками. Хуже всех было на «Сойе» и состояние главных механизмов, имевших «некоторое проседание главных валов». На «Сагами» аналогичный дефект наблюдался у правой машины; у ЦВД левой машины обнаружилось добавочное крепление в месте соединения со станиной, где была трещина; фундаменты под котлами были сильно разъедены. Поэтому близкая к контрактной скорость для крейсера «Сойя» была недостижима, но даже и на малом ходу японцы его почему-то демонстрировать не стали. В море выходили (на 4—5 часов со скоростью 8—10 уз) лишь «Сагами» и «Танго».

По указаниям комиссии на кораблях были установлены грелки парового отопления, японские названия на переговорных трубах, приборах и механизмах заменены английскими.

9 марта комиссия перебралась на «Сагами», и утром 10 марта «Сагами» и «Сойя» вышли в Куре, где стоял «Танго». Здесь принимали трубки холодильников, заказанные военно-морским атташе. В большом зале морского собрания состоялся обед, данный японским командованием в честь русской комиссии. 14 марта русским союзникам очень бегло показали часть обширных мастерских военного порта, изготовлявших почти все предметы вооружения для строившихся сверхдредноутов. Масштабы производства впечатляли: в башенной мастерской, например, собиралось одновременно шесть башен для 356-мм орудий.

Солнечным теплым утром 15 марта «Сагами», «Танго» и «Сойя», следуя за флагманским крейсером отряда «Ибуки», покинули рейд, сопровождаемые звуками военных европейских маршей с японских кораблей. В Сасебо к отряду присоединился крейсер «Сума». 20 марта во Владивостоке была получена радиограмма японского адмирала, извещавшая о дне и часе прихода отряда. 21 марта для встречи в море вышел первый дивизион миноносцев, и к назначенному времени флагманский японский крейсер показался из пролива Босфор Восточный. Первым из наших кораблей вошел на рейд и встал на бочку вблизи адмиральской пристани «Варяг». Еще 6 февраля по докладу МГШ решено было вернуть приобретаемым кораблям «старые их боевые имена, составляющие главную реликвию каждого корабля». Заново переименовали лишь «Полтаву», чье имя уже носил балтийский дредноут. Крейсер получил название «Чесма» — в память знаменитых побед над турецким флотом в 1770 г. Заранее были подготовлены и представления о зачислении кораблей: «Варяга» и «Пересвета»— в класс крейсеров, «Чесму» — линейных кораблей. Все три корабля назначались в Отдельный отряд судов особого назначения, при этом «Варяг» зачислялся в гвардейский экипаж, «Пересвет» — в Балтийский флот, а «Чесма» — в Черноморский.

По прибытии кораблей контр-адмирал Яманака (командующий отрядом) передал командующему Сибирской флотилией вице-адмиралу М. Ф. Шульцу написанные иероглифами расписки о приеме кораблей со всем имуществом, а также список чертежей и ведомостей. Вместо приемки «по всей строгости существующих наших законоположений» пришлось ограничиться лишь их просмотром в комиссии специалистов с помощью военно-морского атташе А. Н. Воскресенского. 22 марта расписки, подписанные командующим флотилией, были вручены адмиралу Яманака. С этого момента корабли считались переданными России, и ровно в полдень на них были спущены японские флаги, а японские команды свезены на берег.

С волнением вступали на палубу «Варяга» матросы гвардейского экипажа. Приемка по заведованиям заняла не больше часа, и вскоре «Варяг» полностью находился в руках команды. 23 марта после прощального приема на борту «Ибуки», где было объявлено о награждении русскими орденами группы японских офицеров (матросам было выделено по 10 медалей на корабль), японский отряд покинул Владивосток, а на кораблях приступили к приборкам и освоению их технических средств. 27 марта после освящения кораблей на них в торжественной обстановке подняли кормовые флаги, гюйсы и вымпелы. Отдельный отряд судов особого назначения начал кампанию. Его командующим с производством в контр-адмиралы был назначен капитан 1-го ранга А. И. Бестужев-Рюмин. По прибытии отряда на север он же должен был стать и командующим флотилией Северного Ледовитого океана.

На «Варяге» после подъема флага отслужили панихиду по погибшим героям Чемульпо, и новый командир капитан 2-го ранга К. И. фон Ден, поздравив команду с началом кампании, призвал моряков служить также честно и доблестно, как служили на нем герои 1904 года. С разных кораблей и подразделений гвардейского экипажа собирались матросы и офицеры «Варяга». С эскадренного миноносца «Украина» прибыл машинист Егор Карманов, с «Войскового» — баталер Сергей Крайнов, с линкора «Севастополь» — электрик Алексей Сатрапинский и машинист Николай Юшков, с крейсера «Олег» — гальванерный унтер-офицер Иван Булашевич, с учебного судна «Воин» — электрик Николай Круглое, с линкора «Император Александр II» — телеграфный унтер-офицер Сергей Воробьев. Много было представителей команд царских яхт «Штандарт», «Полярная звезда» (машинист Николай Антонов), «Царевна», загородных судов и катеров императорской фамилии в Петергофе, матросов из приморских крепостей и батальонов гвардейского экипажа на Немане, из Экспедиции особого назначения на Дунае и даже с фронта под Варшавой. Первые 92 специалиста для приемки «Варяга» были отправлены из Петрограда во Владивосток еще 27 февраля 1916 г. под командой лейтенанта Н. Ф. Пешкова с крейсера «Олег». С «Олега», состоявшего в гвардейском экипаже, были и мичман Ю. И. Сахновский, старший врач Н. А. Востросаблин, мичман В. В. Стаценко, лейтенант В. Г. Гессе. Капитан 2-го ранга Карл Иоакимович фон Ден до назначения на «Варяг» командовал состоявшим в гвардейском экипаже эсминцем «Войсковой», ранее служил старшим офицером на императорских яхтах «Царевна» и «Александрия», в 1905 г. командовал подводной лодкой «Щука», за отличие при защите в 1900 г. русской миссии в Пекине имел орден Георгия 4-й степени. Спокойный, никогда не повышавший голоса, он был бесстрастным воплощением высшей власти на корабле, отнюдь не склонным к демократизму. Ревностным служакой был и старший офицер крейсера 33-летний старший лейтенант Лев Матвеевич Кожевников, главным правилом которого было держать команду в «ежовых рукавицах». И хотя сам он не занимался рукоприкладством, печальную славу «дантистов» заслужили два его лейтенанта — артиллерист В. Г. Гессе и вахтенный начальник Н. Ф. Пешков. Неважную репутацию имел среди команды и минер лейтенант И. Э. Вуич.

Но были на «Варяге» и другие офицеры. Старший штурман барон Борис Александрович Нольде, храбрый офицер, отличный специалист, часто дружески беседовал с матросами, знакомил их с премудростями штурманского дела и навигации. Репутацию справедливого начальника заслужил и ревизор барон Георгий Николаевич Таубе, уважением команды пользовались лейтенанты Николай Дмитриевич Семенов-Тян-Шанский и Борис Петрович Апрелев, мичманы Сергей Павлович Соколов и инженер-механик Андрей Маркович Мизюра, старший Mexaник капитан 2-го ранга Михаил Павлович Лилеев и младший врач Сергей Михайлович Свешников. Боевым ветераном был 40-летний шкипер Сергей Петрович Истомин, воевавший в Порт-Артуре на крейсере «Боярин» и эсминце «Скорый», а на Балтике — на эсминце «Донской казак» и имевший за две войны два Георгиевских креста и три Георгиевских медали.

Всего на корабле насчитывалось 17 офицеров, 5 кондукторов и 570 матросов. Все они — каждый по своей части — приступили к освоению корабля. Больше всего забот выпало на долю машинистов, кочегаров и трюмных, в чьем ведении находилось самое ответственное, сложное, трудоемкое в обслуживании и наиболее изношенное оборудование главной энергетической установки, котлов, вспомогательных механизмов и водоотливных средств. Целыми днями, вооружившись блокнотами и карандашами, ползали по отсекам машинисты, трюмные и кочегары, на месте изучая состояние и особенности расположения всех приводов, клапанов, трубопроводов и клинкетов. Как доносил начальству в Петроград командующий Сибирской флотилией, состояние кораблей при более подробном ознакомлении «ни в коем случае нельзя назвать блестящим». Трюмы содержались небрежно, механизмы и котлы требовали основательной переборки. А это грозило значительной задержкой при выполнении работ маломощными, перегруженными заказами мастерскими владивостокского военного порта. Ремонта, как оказалось, требовали едва ли не все системы, механизмы и устройства крейсера. Длинным был и перечень работ по электротехнике, включавший исправление обмоток якорей, реостатов и переборку подшипников динамо-машин, кочегарных вентиляторов, шлюпочных лебедок, кормового шпиля, водоотливных насосов.

Много работы потребовала и артиллерия «Варяга». Старые заслуженные шестидюймовки (152-мм орудия) Обуховского завода, хранившие на своих стволах следы героического боя, были донельзя расстрелянными, их подъемные дуги — деформированными, зубчатые погоны — в ржавчине, механизмы горизонтального наведения — с большими мертвыми ходами. Ржавчина и раковины обнаружились почти у всех десяти 76-мм японских орудий, установленных взамен прежних 75-мм. Наиболее важными работами по 152-мм орудиям были увеличение углов возвышения (с 15 до 18°) и углов обстрела, уменьшение мертвых ходов в механизмах наведения,  установка добавочных прицелов, обеспечение раздельной наводки, установка щитов к восьми орудиям и перестановка их двух концевых пар в диаметральную плоскость для усиления бортового залпа. У 152- и 76-мм орудий перебрали все компрессоры, отремонтировали рамы подачи и лебедки в погребах. Для стрельбы по самолетам приспособили оба пулемета.

В специально устроенной мастерской заливали тротилом снаряды, которые у японцев были снаряжены дымным порохом, и торпеды, начиненные пироксилином. Не прекращались работы на палубе и во внутренних помещениях. До 30—50 пунктов насчитывали перечни работ, выполненных судостроительной, такелажной и плотницкой мастерскими владивостокского порта.

Первым для испытания машин и артиллерии 30 апреля вышел в море линейный корабль «Чесма», за ним, 10 мая, — флагманский крейсер «Пересвет». Возвращаясь в густом тумане, он плотно сел на прибрежные камни в бухте Патрокл. После многих безуспешных попыток стащить корабль с камней силами буксиров и «Чесмы» пришлось обращаться за помощью к японским спасателям.

Первый выход «Варяга» в море 15 мая прошел успешно, механизмы и котлы работали без перебоев, скорость при 22 котлах из 30 составила 16 уз, все орудийные установки выдержали испытание стрельбой.

20 мая на рейде появился японский крейсер «Касаги», совершавший плавание с гардемаринами. Он доставил представителей японской компании, взявшейся снять «Пересвет» с камней. В этот же день на «Варяге» едва не произошел «бунт» — команда отказалась от обеда из недоброкачественной камбалы.

5 июня проливом Босфор Восточный «Варяг» вышел в Уссурийский залив. Около часа маневрировали на 11-узловой скорости, ведя стрельбу из 152-мм орудий. Третий выход в море «Варяг» совершил 11 июня (совместно с «Чесмой»). После полудня на «Варяге» нагрелись подшипники. Пришлось для исправления застопорить ход. Плавание продолжали в тумане, включив ходовые огни и обмениваясь гудками. С рассветом, находясь между мысом Поворотный и островом Аскольд, корабли начали выполнять эволюции, а «Чесма» провела и стрельбу из 305-мм орудий.

Утром 13 июня «Варяг» вернулся во Владивосток. На корабле с прежней интенсивностью продолжались занятия, работы и прием всевозможных запасов для дальнего похода. Утром 18 июня на крейсер прибыл командующий Сибирской флотилией вице-адмирал М. Ф. Шульц. Последний командир знаменитого крейсера «Новик», он три предвоенных года командовал не менее известным на Балтике отрядом заградителей. Адмирал опросил претензии, проверил учение по водяной тревоге, осмотрел корабль и, простившись с командой, покинул «Варяг». Наступил день похода.

В 14 ч 30 мин тяжело нагруженный крейсер, снявшись с бочки, медленно развернулся и по сигналу «Чесмы» тронулся к выходу из бухты. К вечеру сгустился туман, зарядил дождь. По боевому задраили на корабле все двери, крышки и горловины. Утихла предпоходная суматоха, корабельные лаги отсчитывали первые мили пути. После полуночи 20 июня миновали остров Дажелет. Здесь 11 лет назад в неравном бою мужественно дрались корабли 2-й Тихоокеанской эскадры: не желая следовать позорному примеру сдавшегося командующего, шел на прорыв миноносец «Грозный»; под скалами острова нашел могилу старый крейсер «Дмитрий Донской», выдержавший бой с отрядом из 10 вымпелов. Всю ночь шел «Варяг» следом за «Чесмой», приближаясь к памятному месту ожесточенной Цусимской битвы. Утром справа по курсу открылся корейский берег, и отряд более часа занимался эволюциями. Днем на кораблях отслужили торжественную панихиду по погибшим в этих водах тысячам русских моряков. И вместе с многими, потерявшими здесь родных и близких, вспоминал Арсений Малахов брата Ивана, погибшего на «Александре III». Пройдены острова Цусима, миновали остров Кельпарт, у которого в туманную ночь 14 мая 1905 г. эскадра Рожественского, уже обнаруженная японскими разведчиками, вступала в ворота смерти.

Сопровождаемый туманами и шквалами с дождем, ежедневно проводя артиллерийские учения, отряд проходил по 250 миль в сутки, и ранним утром 26 июня корабли встали на бочки просторного рейда Гонконга. Здесь пополнили запасы угля и ввиду предстоящего тропического плавания окрасили корабль в белый цвет. Экстренно, с помощью мастерских порта, завершили работы, которые не успели закончить во Владивостоке. Готовность кораблей перед выходом проверяли адмирал А. И. Бестужев-Рюмин и флагманский артиллерист генерал-майор В. И. Петров.

На второй день похода утром 8 июля на «Варяге» разорвало две трубки в котле № 3. Пытаясь перекрыть клапаны, чтобы вывести котел из действия, получили ожоги паром старший кочегарный унтер-офицер Константин Яковлев и кочегар первой статьи Иван Кузапеев. Смертельными оказались ожоги для молодого матроса Ивана Королева, который через шесть часов скончался в лазарете. Котлы Никлосса нашли себе новую жертву. Вечером, по старинному обычаю исполнили обряд похорон в море: недолгая остановка среди океана, приспущенные флаги на кораблях, строй команды и панихида у тела погибшего, одинокий выстрел траурного салюта с «Варяга».

Не все было гладко и в экипаже «Варяга», где уже не раз, в отличие от «Чесмы», гвардейское пренебрежение отдельных офицеров к нуждам команды вызывало пока еще сдерживаемое матросское негодование. Не подумали по примеру «Чесмы» приобрести для матросов соломенные шляпы, несмотря на изнурительные вахты (и пока не вступился старший механик), пытались занимать строевой муштрой машинную команду, не прекращались случаи рукоприкладства. Так, мичман В. В. Ста-ценко, невзирая на унтер-офицерские нашивки Константина Яковлева и полученные им при аварии ожоги, пытался избить последнего, когда тот отдыхал на палубе и не сумел быстро встать, чтобы приветствовать проходившего мичмана. Отсюда — и случаи дезертирства и самоубийств на «Варяге», чего не было на «Чесме». Кандалы для арестованных, плохое питание, «скверное обращение» с матросами, вызывавшие даже озабоченность адмирала — об этом, как вспоминал плававший на «Пересвете» ратником морского ополчения Н. Ю. Людевиг, говорили на всем отряде.

В непрекращавшихся боевых учениях и совместных маневрах, длившихся иногда по нескольку часов, прошли путь до Сингапура. Здесь комиссия, назначенная адмиралом, установила, что нужно будет заменить до 600 водогрейных трубок с «фонарями», около 30 соединительных коробок и заказать новые испарители (котлы Никлосса питали только опресненной водой) производительностью по 40 т/сут, так как имевшиеся уже при 12-узловом ходе не справлялись с пополнением убыли воды в котлах.

На берегу побывало более 500 матросов, а несколько счастливчиков из команды участвовали в охоте офицеров на крокодилов. Шкуры двух трофеев, повешенные под полубаком, долгое время служили предметом всеобщего внимания и проделали путь с кораблем до самого Мурмана.

И снова в путь. Теперь — курс на Коломбо. Погода не баловала моряков. Как-то около острова Пуловей налетел шквал с дождем, скрыв «Чесму» от «Варяга». Пришлось искать флагмана по звуку сирены и огню прожектора. К немилосердной жаре прибавилась качка на океанской зыби, часть команды страдала от морской болезни. Поломка циркуляционного насоса на «Варяге» заставила остановить правую машину. Пошли под одной левой, увеличив частоту вращения. Десять часов подряд трудились машинный унтер-офицер 1-й статьи Дмитрий Копылов, машинист 1-й статьи Лука Калугин, машинист 2-й статьи Николай Юшков и исправили насос, правая машина вновь заработала. Высокое чувство ответственности, сознание долга и самоотверженность машинистов были отмечены приказом командира, который «от лица службы» объявил им благодарность с вручением денежных наград.

Днем 25 июля на горизонте открылся остров Цейлон, а наутро следующего дня отряд вошел в гавань Коломбо. Немедленно приступили к угольной погрузке, которую продолжали и весь следующий, праздничный день 27 июля (флотский праздник Гангутской победы). В часы отдыха на берег увольняли по 80—130 человек, а накануне ухода было отпущено 228 человек. После однообразия безбрежного океана этот город-сад, утопающий в тропической зелени невиданных деревьев и цветов, действительно казался зеленым раем, а проходивший в эти дни в городе праздник, завершившийся торжественным шествием слонов в красочном роскошном убранстве, придавал всей картине фантастический, совершенно сказочный настрой.

4 августа отряд, пополнив запасы, покинул гавань Коломбо и при ясной погоде вышел в океан. Все сильнее зной над палубами, океан замер, словно расплавленный солнечными лучами. Уже несколько дней под руководством лейтенанта Б. П. Апрелева готовились к празднику Нептуна — торжественному моменту перехода через экватор. Это произошло вечером 7 августа. Нептун поднялся из-за борта по шторм-трапу. Владыка морей и его супруга, как и положено, были одеты в мантии с коронами на головах. За ними — пестрая свита: водяной штурман, морской подшкипер, черномазые черти в красных панталонах, наяды с водорослями в длинных волосах и легких голубых юбочках. Далее мыкались рыбы в парусиновых костюмах, раскрашенных серебряной краской с черными пятнами. Роли капитана и вахтенного начальника исполняли боцман Г. Летунович и боцманмат В. Осипов, одетые в офицерскую форму.

Выслушав традиционный рапорт капитана и получив выкуп за благополучное плавание, Нептун обошел строй команды, а затем уселся на троне напротив парусинового бассейна с водой. Обряд крещения офицеров в бассейне сопровождался куплетами «по специальностям» на мотивы популярных мелодий, исполняемых матросским хором под аккомпанемент балалаек. Разухабистыми, ,на мотив «Три деревни, два села», были куплеты для штурманов:

Восемь румбов, курсов два,
Три картушки — один я,
И... куда несет меня!

Для механиков пели трогательное:

Любил, уважал я машину,
И маслом ее поливал,
А сам вот без всякой причины
В соленую воду попал.

Для «тросовых» (палубные офицеры-неспециалисты — Р. М.) пели:

Пусть тонут все специалисты,
В шампанском, водке и вине,
Мы чистой палубы артисты
Потонем в чистой лишь воде.
Так поливай, брат, поливай,
Песком и камнем натирай,
Узлы, оплетки надо знать
И наше дело понимать!

Команду по приказанию Нептуна крестили, щедро окатывая из шлангов. Внеочередной («не в зачет») чаркой вина перед ужином закончился этот веселый праздник, одинаково захвативший и матросов, и офицеров и столь необходимый среди суровых корабельных будней...

Ранним утром следующего дня в отряде возобновились занятия боевой подготовкой. Частные артиллерийские учения сменялись общими; корабли меняли скорости и курсы, маневрировали на переменных дистанциях для тренировки наводчиков орудий. Из пулеметов и винтовок стреляли по запускавшемуся для этого воздушному змею. Учения не прекращались и все последующие дни вплоть до 11 августа, когда на рассвете над горизонтом появились зеленые шапки Сейшельских островов. В 8 часов утра «Чесма» и «Варяг» отдали якоря в полукруглой бухте живописного порта Виктория.

Приступили к обычным приемкам, а партию «счастливчиков» — 65 человек — отправили на рыбную ловлю. Улов оказался замечательным. Много веселья доставило знакомство с гигантскими черепахами, выращиваемыми на острове. Одну из них матросы привезли на крейсер, но гостья заскучала на палубе.

У губернатора на вечере в честь прихода русских кораблей выступал корабельный хор. Певцы на «Варяге» были неплохие, кочегары особенно гордились своим другом — баритоном Серапионом Цветковым. И под звездами Южного полушария не раз в тот вечер звучали песни далекой северной России.

Почти все дни стоянки кораблей в порту и выходов в море были заняты артиллерийскими учениями и практическими стрельбами, которые адмирал спешил провести до прихода на театр военных действий.

В полдень 21 августа отряд покинул гостеприимную Викторию. К середине перехода засвежело, размахи качки достигали 10—15°. Днем 25 августа открылся африканский берег и вскоре дал знать о себе жестоким самумом; вихри песчаной пыли заставили закрыть все машинные люки, задраить двери и иллюминаторы, обратив в невыносимое пекло кочегарки корабля.

Утром 27 августа пришли в Аден. Здесь уже ощущалось дыхание войны. На рейде стояли транспорты с войсками, встречались раненые солдаты, отсюда итальянский и английские крейсера ходили обстреливать позиции обложивших Аден с суши турецких войск. С позициями английских войск офицеров «Варяга» познакомил прекрасно говоривший по-русски майор 69-го Пенджабского пехотного полка Вильям Бингхам. Впервые воочию русские могли наблюдать военную организацию великой колониальной империи, чьи войска на этом театре состояли наполовину из мусульман и наполовину — из индусов. Лучшими наездниками Индии — всадниками Раджапутана — был укомплектован и поддерживавший пехоту 26-й индийский кавалерийский полк. Но всюду неукоснительно выдерживался железный колониальный принцип — офицеры-индусы могли командовать только взводами и крайне редко достигали более высоких должностей. Все они были лишены права отдавать приказания офицерам-англичанам, которые независимо от звания считались старшими над офицерами-индусами. Таковы были наблюдения лейтенанта Б. П. Апрелева, посетившего английские позиции.

С выходом из Адена реальнее становилась угроза атак германских подводных лодок, и путь от Адена до Баб-эль-Мандебского пролива корабли, уже перекрашенные в боевой цвет, проходят в готовности по первому положению: огни погашены, переборки задраены по-боевому, у заряженных орудий дежурят комендоры. Все более насыщенными становятся боевые учения, поверка боевых расписаний, частное артиллерийское учение, приготовление корабля к бою, отражение минной атаки. Уклоняясь в сторону и стопоря машины, уменьшая ход или бросаясь вперед, отрабатывали корабли маневры совместного уклонения от торпед. Ночью после усиленных переговоров с сигнальной станцией на острове Перим и с английским дозорным кораблем отряд, миновав опасную узкость, вошел в Красное море.

У архипелага Зубейр отряд застопорил ход — по просьбе с маяка снабдили его команду водой и провизией. Ночью «Варяг» из-за течи холодильника шел за «Чесмой» под одной правой машиной.

Рано утром 4 сентября крейсер начал пробег для испытания механизмов при 15-узловой скорости на 100-мильном отрезке между маяками. Вечером 5 сентября после короткой стоянки в Суэце отряд уже шел по Суэцкому каналу. Многочисленные беженцы — армяне и черногорцы, толпившиеся на берегу у своих палаток, приветствовали русские корабли. Феерическое зрелище представляли во мраке южной ночи два корабля, при свете прожекторов прокладывавшие себе путь среди бескрайних песков пустыни. Бдительность была не лишней — турки не раз совершали набеги на позиции английских войск по берегам канала, а однажды диверсионная группа под командованием немецкого лейтенанта, служившего лоцманом на канале, поставила на фарватере мину. Говорили и о минах, поставленных немцами с голландского парохода.

Утром отряд отдал якоря на рейде Порт-Саида. Защищенный несколькими линиями противолодочных сетей, порт, с февраля 1915 г. объявленный на осадном положении, подвергался неоднократным бомбежкам с аэропланов, базировавшихся в 150 км от города. На кораблях усилили наблюдение за воздухом.

Со всей серьезностью готовился отряд к выходу в Средиземное море, где по слухам за день до прихода наших кораблей германские подводные лодки потопили английский транспорт с войсками. Утром 8 сентября на «Варяг» со своим штабом перешел командующий отрядом, а в полдень был поднят его флаг—андреевский с красной полосой снизу. Перед самым выходом отряда англичане доставили на корабль спасательные пояса, с которыми они в море не расставались. Готовые к бою снялись корабли с якоря и под музыку прощального марша тронулись с рейда, расходясь с только что пришедшим с моря крейсером «Ливерпуль». Резкие зигзаги камуфляжной окраски крейсера без слов говорили о грозной боевой страде в море, куда направлялись русские корабли.

В тревожном Средиземноморье

В 16 ч 43 мин отряд под проводкой лоцмана вышел в Средиземное море, и головной «Варяг» вступил в кильватер французскому миноносцу «Кутла». Неприветливо лазурное море, сильное волнение раскачивает корабли, в пенных гребнях волн легко затеряться перископу подводной лодки. Зорко следят за морем наблюдатели, по-боевому стоит у орудий прислуга. Курс проложен на восточную оконечность острова Крит. «Чесма» в сопровождении миноносца уходит на запад — в Александрию. Лишь к ночи, когда корабли уже не видели друг друга, «Варяг» лег на генеральный курс: норд-вест 71°. Но недолго спасительная темнота окутывала «Варяг» — во втором часу ночи взошла луна, и крейсер начал делать противолодочный зигзаг.

Опасность подводных лодок в Средиземном море особенно усилилась в 1916 г., когда здесь появились такие лодки, как U-38, U-35, U-21. На счету U-21 были, в частности, английские линкоры «Триумф», «Мажестик» и французский крейсер «Амираль Шарне». Лодка упорно охотилась и за крейсером «Аскольд», изрядно насолившим туркам у Дарданелл, и однажды даже вышла в атаку, но безуспешно. И вот теперь другому русскому крейсеру предстояло пройти через этот опасный район. Вот почему все дни похода с рассвета и до темноты крейсер шел в готовности по первому положению, неукоснительно выполняя противолодочный зигзаг.

Днем 12 сентября в сопровождении высланного навстречу миноносца «Минстрел» пришли на Мальту. 17 сентября под проводкой английского миноносца «Москито» вышли протраленным фарватером в море, обходя опасные участки прибрежной зоны, в водах которой нашли свою гибель линейный корабль «Рессел», лайнер «Сити оф Лакноу» и несколько сторожевых кораблей.

На исходе ночи 18 сентября открылся по курсу маяк мыса Бон. Корабли вошли во французскую зону охраны Средиземного моря, и «Москито» повернул обратно. Утром встретили вышедший из Бизерты французский миноносец, но вскоре его пришлось отпустить — на свежем волнении он зарывался носом, обнажая винты. Поход продолжали самостоятельно, и днем 19 сентября «Варяг», приветствуемый позывными с «Аскольда», стал на бочку в Тулонской гавани. «Марсельезой» и цветами встречали союзники на берегу каждый катер с «Варяга». Веселое оживление царило в беззаботном и далеком от войны городе — крупнейшей базе флота союзников. Здесь варяжцев ожидало множество писем из России: вся адресованная на отряд корреспонденция, ввиду секретного маршрута плавания, сосредоточивалась в ГМШ, который и переслал ее в Тулон.

Увольнения на берег, несмотря на радушную встречу, оказались, однако ограниченными, и свободные часы приходилось коротать на палубе. Матросы с ремонтировавшегося поблизости крейсера «Жанна д'Арк» и других кораблей восторженно приветствовали певцов «Варяга», исполнявших русские романсы. Французы приглашали варяжцев на просмотры фильмов, демонстрировавшихся у них по вечерам на палубах, но начальство не решилось на такое углубление альянса. Боялись крамолы, а пуще всего общения с командой «Аскольда», командир которого, как об этом говорят теперь документы, даже настаивал на недопустимости одновременного ремонта «Варяга» и «Аскольда» в одном порту. Причиной тому была исключительно взрывная обстановка на этом до того времени неизменно исправном и удачливом собрате «Варяга». С первых дней войны в боевых походах он прошел уже свыше 40 000 миль, плавал в составе британской восточно-китайской эскадры, участвовал в операциях против германских крейсеров в морях Дальнего Востока и Индийского океана, прошел Эгейское, Тирренское и Ионическое моря, таившие в своих глубинах подводные лодки и, действуя у Дарданелл, не раз удостаивался благодарности союзного командования за меткую стрельбу и отличную высадку десанта под огнем противника. А затем, с приходом в январе 1916 г. на ремонт в Тулон, начался резкий разлад между командой и ее начальством, которое, чтобы задушить чудившуюся им везде «крамолу», пошло на провокации. По фальшивому обвинению в подготовке взрыва осудили и расстреляли четырех матросов, многих разжаловали за «неблагонадежность» и списали с корабля. Очередную утрату понес здесь и «Варяг» — приговоренный за дезертирство к 6-летней каторге, в карцере «Варяга» покончил с собой матрос Авраам Трайто. Трех других осужденных отправили в Россию, а с ними и еще четырех, списанных с крейсера за «неблагонадежность». Семь варяжцев и 110 аскольдовцев 28 сентября из Бреста на пароходе отправили в Архангельск, оттуда — в Кронштадт, а затем — в стоявшую под Оршей отдельную морскую бригаду особого назначения под командованием флота генерал-майора Мазурова.

«Варяг» же, закончив переборку механизмов и щелочение котлов, приняв полные запасы топлива, 2 октября покинул Тулон. Через два часа повернул обратно сопровождавший его французский миноносец и «Варяг», имея под парами все котлы, в готовности по первому положению уже один продолжал противолодочным зигзагом уходить на юг. Район Балеарских островов был излюбленным местом крейсерства германских лодок, и совсем недавно здесь ужасную катастрофу потерпел вспомогательный крейсер «Галлия», на котором погибло 2000 французских и сербских солдат. О том, что германские лодки охотятся за «Варягом», предупреждало адмирала Бестужева-Рюмина и Английское адмиралтейство.

Со все возрастающим напряжением следят за морем сигнальщики и комендоры, стараясь среди солнечных бликов не проглядеть острый меч перископа или пенистый след торпеды. Грохот неожиданного выстрела разносится над морем — это уже к вечеру не выдержали нервы у комендора 76-мм пушки; в ярости с кулаками набрасывается на виновного лейтенант Гессе.

Все ближе сходятся берега Европы и Африки, в четыре часа утра миновали остров Альборан, единственный в этом районе Средиземного моря, а около десяти часов из-за горизонта появился английский дозорный корабль. В кильватере ему миновали мыс Европа, и «Варяг», подняв позывные, вошел на гибралтарский рейд. Новая погрузка угля, редкие увольнения на берег — и «Варяг» снова в море.

Днем 8 октября, миновав маяк Тарифа и склоняясь к берегам Танжера, «Варяг» проложил курс на юг вдоль берегов Африки. Вечером под покровом кстати набежавшего тумана повернули в открытый океан и всю ночь уходили на запад. Лишь с рассветом, находясь уже на полпути до Мадейры, вновь круто повернули вправо и легли на генеральный курс, поднимаясь на север по меридиану 10° западной долготы. В полночь прошли широту Лиссабона. Слабая зыбь неторопливо раскачивает крейсер, свежий ветер гудит в снастях, словно затаившись во мраке, молчит океан. Лишь однажды днем 10 октября встретили французский пароход, отважившийся в одиночку выйти в море. И хотя пароход обменялся с «Варягом» позывными стран Антанты, ночью крейсер еще раз уклоняется на запад, оставляя справа Бискайский залив и поднимаясь теперь уже по меридиану 12,5°.

Ночью зыбь перешла в сильное волнение, качка усилилась, а на следующий день, когда уже на широте Плимута начали поворачивать вправо, размахи ее достигли 36—38°. Частоту вращения главных машин приходится уменьшить с 98 до 73 об/мин, а затем — до 55. Со скоростью 8 уз, зарываясь в волнах и черпая воду бортами, пробивается «Варяг» на восток вдоль южного берега Ирландии к проливу Святого Георга. Ветер сбивает с ног, по палубам гуляет вода, сорвало антенну радиотелеграфа, многих в команде укачало. Через неплотности портиков и крышек вода проникает в угольные ямы правого борта, а оттуда в 1-го и 2-ю кочегарки. Появляется крен на правый борт. Смесь золы, угля и шлака с водой забивает приемные сетки осушительной системы, не справляются с поступлением воды водоотливные насосы — их приемные патрубки, расположенные в диаметральной плоскости, из-за непрекращающейся качки «забирают» воздух и работают почти вхолостую. Вода подступает уже к топкам бортовых котлов. Вся строевая команда, мобилизованная на борьбу с креном, яростно перегребает на левый борт уголь в центральной подпалуб-ной яме. В кочегарке борьбой руководит старший механик. Короткий военный совет с унтер-офицерами — и работа закипела. С головой погружаясь в воду, кочегары очищают сетки, крепят сорванные листы настила, при каждом подъеме борта на качке выхватывают из сеток уголь и мусор — и так до самого утра. «Приятно вспомнить дружную работу кочегарной братии»,— с гордостью вспоминал об этом бывший кочегарный унтер-офицер Яков Чирков. Самоотверженность команды спасла корабль — вода пошла на убыль, крен перестал увеличиваться.

После полуночи открылся огонь маяка Галли на ирландском берегу у входа в пролив Святого Георга. Утром 13 октября встретили английский миноносец и через два часа вошли в шхеры у города Квинстаун в Ирландии. По рассказам участников похода, шедший в кильватере «Варяга» английский транспорт был взорван германской лодкой уже на подходе к гавани, «Варяг» же чудом избежал гибели. Но и на рейде шторм не давал покоя — ночью из-под выстрела, вырвав рым и банку с фалинем, унесло гребной 12-весельный катер, а на крейсере всю ночь пришлось держать в готовности машины, чтобы дать ход, если корабль сорвет с бочки.

Исправив повреждения и пополнив запасы, 15 октября «Варяг» снова вышел в море и в кильватере английского миноносца, готовый к бою, неукоснительно выдерживая полный ход и противолодочный зигзаг, проделал весь путь до залива Ферт-оф-Клайд. Утром 16 октября, обменявшись позывными с береговым постом, корабли вошли в гавань города Гринок и в тот же день, поднявшись по реке Клайд, «Варяг» ошвартовался у причала в Глазго.

На крейсере, предназначенном для службы в Арктике, установили дополнительное паровое отопление, изолирующие зашивки, подволоки и т. д. В сухом доке очистили и трижды покрасили подводную часть, проверили руль и винты. Местные власти организовали для матросов экскурсию по городу на трамваях, в ратуше был устроен прием, и, конечно, по просьбе англичан выступал корабельный хор. Варяжцев радушно встречали местные жители и английские моряки, немало завязалось знакомств и с выходцами из России.

Окончив ремонтные работы и окраску корпуса, приняв свыше 1000 т угля и 280 т воды, «Варяг» 3 ноября перешел на рейд Гринока, куда к вечеру 5 ноября прибыли предназначенные для эскортирования «Варяга» британские эсминцы с бортовыми номерами G-64 и G-75. На следующий день на рейде появился еще один корабль под андреевским флагом — посыльное судно «Горислава» (бывшая американская яхта «Жозефина»), также как и «Варяг», направлявшееся в состав флотилии Северного Ледовитого океана. Для вооружения судна с «Варяга» сняли два 76-мм орудия.

Последние угольные погрузки — и «Варяг» в сопровождении своего эскорта утром 8 ноября выходит в море. К утру следующего дня проливом Северный Минч вышли в океан, и, минуя «ожерелье» окружавших Британию 11 000 мин, начали делать противолодочный зигзаг. Около 11 ч, после обмена прощальными сигналами британские эсминцы повернули обратно. «Варяг» продолжал идти курсом норд — прямо на север к Фарерским островам. В полдень были на широте Оркнейских островов, где в знаменитой бухте Скапа-Флоу находилась главная база британского флота. К вечеру повернули на северо-восток и утром 10 ноября на подходе к Шетландским островам после обычного обмена позывными вступили в кильватер эсминцу D-84. Пройдя сетевое заграждение, уже в гавани Сварбак-Минн пробили отбой боевой тревоги. Тотчас подошел к борту водолей — начали принимать воду, а через два часа — грузить уголь с ошвартовавшегося с другого борта транспорта. Днем 12 ноября «Варяг» уже был в пути. Качка не утихала. В суровом Норвежском море, сквозь шторм и снег, пробивался крейсер к родным берегам. Лишь к исходу дня 15 ноября открылся маяк Вардэ — значит, скоро Россия! Глубокой ночью 17 ноября у мыса Сеть-Наволок встретили ожидавший «Варяга» тральщик № 118. Застопорили машины и после недолгих разговоров по мегафону, вступив в кильватер тральщику, направились в Екатерининскую бухту. В 5 ч 40 мин отдали якорь в бухте и пробили отбой боевой тревоги.

Утром при слабом рассвете моряки могли уже осмотреться вокруг. Скалы, покрытые глубоким снегом, почти отвесно уходящие в воду, несколько домиков, приютившихся на отмели Екатерининского острова слева, аккуратный ряд таких же одноэтажных деревянных домиков над пирсом и складами справа, возвышающаяся над ними деревянная церковь — таков был город и порт Александровск — далекая северная окраина России.

Удобная, хорошо защищенная и слабозамерзающая Екатерининская бухта издавна служила убежищем местным рыбакам и зимовавшим здесь по пути на Балтику парусным кораблям, строившимся в Архангельске. В 1741 —1746 гг. здесь зимовали корабли эскадры адмирала Бредаля, а в 1764 г.—эскадры адмирала Чичагова, снаряженной по проекту М. В. Ломоносова для исследования полярных стран. В числе других кораблей заходил сюда в 1870 г. и корвет «Варяг». Петровские планы создания в бухте военного порта не осуществились, и изыскания возобновились лишь после приезда сюда в 1894 г. С. Ю. Витте — сторонника создания незамерзающего русского порта на севере. Но новый император Николай II «повелел» строить большой порт в Либаве, а на берегу Екатерининской бухты в 1899 г. был учрежден лишь номинально числившийся уездный город и порт Александровск (ныне г. Полярный). В 1906 г. в бухту заходил отряд в составе броненосцев «Цесаревич» и «Слава» и крейсера «Богатырь», совершавший плавание с корабельными гардемаринами. Спустя год здесь же для выяснения возможностей базирования флота побывала яхта «Алмаз» (бывший крейсер) с адмиралом Ф. В. Дубасовым. На этом подготовка базы остановилась.

И вот теперь для постоянной службы в качестве флагмана флотилии пришел в эти воды первый крупный боевой корабль «Варяг». Здесь уже находились посыльное судно «Ярославна» (бывшая американская яхта «Лисистрата»), шесть тральщиков, а также заградитель «Уссури» с вспомогательным крейсером (транспорт-мастерская) «Ксения», недавно проделавшие тот же путь из Владивостока, что и «Варяг». Сюда же за час до «Варяга» вернулись из похода «Властный» и «Грозовой».

Исключительным был путь на север еще одного корабля, встречавшего в тот день «Варяга» на Новоромановском рейде. Бывшее гидрографическое судно «Вайгач», а ныне — вспомогательный крейсер, флагманский корабль начальника дивизиона траления, лишь год назад вместе с однотипным «Таймыром» завершил первое в русском флоте сквозное плавание Северным морским путем. Вторым кораблем на Новоромановским рейде был устарелый линейный корабль «Глори», присланный английским адмиралтейством в помощь русской флотилии.

Так разными путями сосредоточивались на севере силы для защиты важнейшей союзнической коммуникации.

Прибытие «Варяга» совпало с усилением активности германских подводных лодок, пытавшихся остановить нараставший поток союзнических перевозок.

Только с 11 сентября по 1 октября 1916 г. германские лодки, в основном у мурманского побережья, потопили 31 судно, в том числе 19 норвежских, 3 русских и одно румынское. Зная о недостатке сил противодействия, они вначале не стеснялись даже обстреливать Александровск и вступали в артиллерийский бой не только с вооруженными пароходами, но и с единственными на театре кораблями поддержки дозоров — миноносцами «Властный» и «Грозовой». Правда, после того как «Властный», имея лишь два 75-мм орудия, решительно загнал под воду две немецкие лодки с двумя 105-мм орудиями, а «Грозовой» в упор расстрелял новейшую лодку U-56, немецкие подводники уже держались в удалении от берегов [27, 48]. Но сил флотилии явно не хватало. Решено было перевести с Тихого океана еще четыре эсминца, лихорадочные меры предпринимались по закупке и переоборудованию кораблей.

Крупные корабли — главные силы флотилии «Варяг» и присоединившаяся позднее «Чесма» — вместе с английским линейным кораблем могли теперь дать отпор германским крейсерам, если бы они появились, но было бы бессмысленно, в особенности при такой нехватке сил охранения, посылать в дозор тот же «Варяг». Печальный опыт «Абукира», «Хога» и «Кресси», а затем русской «Паллады» и французского «Леона Гамбетты» говорил об этом с полной определенностью. Вот почему ввиду отсутствия серьезного противника «Варяг» оставался на якоре на Новоромановском рейде, помогая своей техникой и людьми оборудованию города-порта — будущего Мурманска.

Офицеры «Варяга» привлекались для временного пополнения некомплекта на кораблях флотилии. А штурман В. А. Нольде так и остался старшим флаг-офицером в штабе командующего флотилией.

Приходили на рейд и уходили в море нести свою нелегкую службу «Вайгач», «Купава», «Уссури», «Ярославна», «Горислава», «Колгуев», «Грозовой». Ценным пополнением стал только что построенный в Англии ледокол «Козьма Минин». Изредка появлялись и союзники: 20 ноября отдал якорь на рейде старый английский крейсер «Виндиктив».

Секретным приказом по флоту и Морскому ведомству от 30 ноября 1916 г. «Варяг», все еще числившийся в Балтийском флоте (как и «Чесма» — в Черноморском), был зачислен в состав флотилии Северного Ледовитого океана. Приказом Командующего флотилией крейсер назначался флагманским кораблем «Отряда судов обороны Кольского залива», включавшего также посыльное судно «Купава», вспомогательный крейсер «Ксения», подводные лодки № 1 и «Дельфин». Начальником отряда и всего Кольского района стал контр-адмирал А. И. Бестужев-Рюмин. Остальные корабли, базировавшиеся в Кольском заливе, входили в состав дивизии траления или сводного отряда судов флотилии. Всего в ней к началу 1917г. насчитывалось 94 корабля, но лишь 13 из них были специальной постройки. Недостаточно было вооружение, многие корабли требовали ремонта.

Не составлял исключения и «Варяг». О необходимости его ремонта адмирал Бестужев-Рюмин не раз напоминал еще по пути из Владивостока. Об этом давно уже велись переговоры с британским Адмиралтейством, но англичане все еще не могли назначить завод, который должен был выполнить ремонт, и, несмотря на освидетельствование крейсера специальной комиссией в Глазго, тянули время, требуя присылки новых ремонтных ведомостей. Ведомости были составлены на флотилии флагманским корабельным инженером штабс-капитаном М. Ф. Гардениным. Комиссия во главе с командиром «Варяга» К. И. Деном и при участии представителя механического отдела ГУК инженера-механика капитана 1-го ранга К. П. Максимова, признала, что предусмотренный ведомостями объем работ по корпусу, механизмам, артиллерийской и минной частям при достаточной прочности корпуса обеспечит службу крейсера в течение нескольких лет при максимальной скорости не менее 20 уз (чтобы крейсер не уступал германским подводным лодкам в скорости, достигавшей 17—18 уз).

Новые ведомости, отправленные А. И. Бестужевым-Рюминым 12 января, были доставлены в Адмиралтейство 2 февраля. Первый лорд обещал лично пересмотреть программу ремонта английского флота и сообщить, какой завод может взяться за ремонт «Варяга». Но уже тогда англичане заявили, что при существующих недостатке рабочих рук и трудностях получения материалов о плановом четырехмесячном сроке не может быть и речи. Вскоре, «для принятия мер к приготовлению места и необходимых материалов» была назначена, правда без указания завода, и дата прибытия «Варяга» — 17 марта (нового стиля) 1917 г. Опыт «Чесмы», только что прошедшей ремонт на заводе «Камлиль Лэрд», не обещал быстроты и высокого качества работ. О том же говорила резолюция И. К. Григоровича: «Решать, где ремонтировать, зависит, к сожалению, не от нас. Надо благодарить бога, что при отсутствии рабочих в Англии мы вообще можем ремонтировать суда».

История, как видим, повторилась. Как в 1903 г. в Порт-Артуре, так и спустя 13 лет на Мурмане, слабость ремонтной базы флота определила судьбу «Варяга».

Наряду с ремонтом «Варяг» предполагалось перевооружить новыми 130-мм орудиями Обуховского завода. Эти дальнобойные 55-калибровые пушки с углами возвышения 20° (а в некоторых модификациях и 30°) уже повсеместно вытесняли на флоте прежние 45-калибровые шестидюймовки Канэ. На Балтике сверстники «Варяга» «Богатырь» и «Олег» уже сменили свою 152- и 75-мм артиллерию на шестнадцать 130-мм орудий каждый. Об установке таких орудий на «Варяге» адмирал А. И. Бестужев-Рюмин просил еще из Владивостока. Первые 10 станков для «Варяга» были отправлены из Петрограда 1 февраля 1917 г., сами орудия крейсер должен был получить в Англии в счет заказа, выполняемого заводом Виккерса для России. В случае задержки с получением 130-мм орудий «Варяг» должен был получить переделанные 152-мм установки «Кагула». Их по распоряжению В. К. Гирса хранили в Севастополе в готовности для отправки на север. Именно поэтому на «Варяге» и начали снимать орудия: 152-мм — для отправки в Петроград, а 76-мм — для вооружения кораблей флотилии. На крейсере оставалось лишь четыре 152-мм орудия и два пулемета.

Вскоре прибыли на крейсер станки 130-мм орудий. Штатные щиты к ним предполагалось изготовить позднее, а временные щиты для защиты прицелов и механизмов наводки командиру Дену было разрешено заказать на заводе Виккерса. Одновременно разрешалось снять кормовой торпедный аппарат, который вместе с торпедами был отправлен в Кронштадт. Начали приемку на крейсер 130-мм снарядов для новых орудий.

Неуютно выглядел в те зимние месяцы Новоромановский рейд: заснеженные сопки, туман над водой, обмерзшие борта кораблей, иней и снег на палубе и надстройках, сильные морозы. Монотонность рейдовой жизни скрашивали кинофильмы (аппарат привезли из Англии) и матросские спектакли. В числе активных артистов были писарь Николай Чуносов, радист С. Воробьев, электрик Федор Марков. На спектаклях присутствовали офицеры корабля и местное военное начальство. Унтер-офицер Яков Чирков вспоминает, как один из гостей, армейский полковник, был крайне удивлен свободными манерами «артистов» в присутствии «господ офицеров». У командира Дена это вызвало лишь неопределенную улыбку. Возможно, он уже понимал неизбежность грядущих перемен, и матросы замечали, что офицеры стали менее придирчивы.

Жадно следили на «Варяге» за событиями в стране, каждая новость, привозимая из Петрограда командированными, тотчас же расходилась по кораблю. Все переживали тяжелую утрату — гибель черноморского линкора «Императрица Мария» и крейсера «Пересвет». Быстро распространились и привезенные радистом Воробьевым слухи об убийстве Распутина, о хлебных волнениях в Петрограде и о многом другом, что заставляло крепко задумываться матросские головы.

Свидетельством близких перемен в России явилась и прощальная речь старшего механика крейсера капитана 2-го ранга М. П. Лилеева. Передавая дела новому механику А. В. Андрееву, прибывшему с «Войскового», он пожелал проститься с машинной командой, выстроенной по его просьбе на верхней палубе. Напомнив матросам о трудном совместном пути, пройденном в весьма тяжелых условиях, М. П. Лилеев выразил полную удовлетворенность работой машинной команды, заявив, что она оправдала все его надежды и что он покидает крейсер в твердой уверенности, что вся команда и впредь будет достойно нести звание русских моряков. «Благодарю вас, господа, до свидания, господа»,— закончил механик свою речь, прозвучавшую вызовом гвардейскому высокомерию большинства офицеров корабля.

25 февраля 1917 г. в 11 ч 30 мин «Варяг» снялся с якоря и покинул Кольский залив. На палубе крейсера громоздились мешки с углем — запас его должен был обеспечить поход в Англию без пополнения в пути. В числе пассажиров корабля были русские летчики, направлявшиеся на стажировку к союзникам, английские и французские офицеры и генерал от инфантерии А. Н. Меллер-Закомельский, который, по слухам, вез царский орден французскому президенту. Злую шутку сыграла история с царским посланцем — пока он был в пути, Россия перестала быть монархией.

Первым о революции узнал на «Варяге» радиотелеграфист Мартин Казеровский, поймавший отрывочные сообщения германского радио. Той же ночью, как вспоминал Арсений Малахов, у него в подшкиперской эту ошеломляющую новость обсуждали М. К. Казеровский, боцман Г. В. Летунович и машинист П. С. Броневицкий, которые пользовались большим авторитетом в команде. Решили пока сохранить в тайне полученное известие, а из надежных матросов организовать наблюдение за офицерами и охрану погребов боеприпасов.

Узнав от вахтенного начальника о полученном сообщении, командир К. И. Ден потребовал к себе телеграфиста и, пригрозив жестоким наказанием, приказал держать язык за зубами. Утром крейсер повернул к Шетландским островам, офицеры не расставались с револьверами, а у караула отобрали патроны и штыки от винтовок.

В гавани на берег съехали почти все офицеры крейсера, оставив за вахтенных гардемаринов. Позднее команда узнала, что на совещании офицеров было решено в случае революционного выступления команды взорвать крейсер. Поручалось это минеру лейтенанту И. Э. Вуичу.

Уже на подходе к шотландским берегам, на исходе ночи 3 марта, крейсер, идя полным ходом, едва не протаранил в .темноте неизвестную лодку, неожиданно оказавшуюся под бортом. С лодки, оставшейся за кормой, передавали какие-то сигналы, но сигнальщики «Варяга» не могли их разобрать, и крейсер, не убавляя скорости, продолжал идти прежним курсом. Утром, приняв лоцмана, вошли в окруженную скалами бухту, где находилось несколько тральщиков и торговых судов.

Здесь сошли на берег британские и французские офицеры, которые предпочли дальнейший путь проделать по суше. Во второй половине дня пришли два английских эсминца, «Варяг» под их охраной взял курс в Ирландское море, и к вечеру 4 марта, точно в назначенный англичанами срок, пришел в Ливерпуль.

Наутро, после подъема флага, команда и летчики были вызваны наверх по большому сбору, и здесь все узнали об отречении Николая II, об отказе от престола его брата Михаила, о формировании Государственной думой Временного правительства. Командир К. И. Ден призвал матросов к спокойствию и выдержке, напомнив, что они находятся на территории дружественной державы, союзницы в войне с Германией, а потому должны соблюдать дисциплину, набраться терпения и ждать сообщений с Родины. Он же сейчас едет в Лондон, в посольство, за инструкциями.

Долго не расходились матросы, обсуждая неслыханную новость. Наконец, приступили к выгрузке из погребов боевых припасов, сложили на палубе боеприпасы и торпеды, выпустили воздух из резервуаров торпед, а утром перегрузили боеприпасы в запоздавшие английские баржи. Крейсер заметно поднялся из воды, освободившись почти от всех грузов.

Ночью, по большой воде, его ввели в доки Беркинхеда. Обычным распорядком продолжалась корабельная жизнь, как всегда, заливались по утрам дудки вахтенных и зычные голоса унтер-офицеров возвещали: «Койки наверх, на молитву». Но уже навечно исчезло в молитве упоминание о царствующем доме.

Командир приехал через два дня. Никогда еще наверное, не выполнялся так быстро сигнал горниста, игравшего большой сбор. В считанные секунды вся команда была на палубе. Взоры всех обратились на продольный мостик, где появился командир в сопровождении русского консула в Ливерпуле Джакелли. Затаив дыхание, слушали матросы об отречении царской семьи, о. сформировании Временного правительства, о ликвидации в России монархии и установлении демократической власти. Оглушительное «Ура» прокатилось по палубе и загремело с новой силой, когда на стеньге фок-мачты затрепетал поднятый вахтенным сигнальщиком Воробьевым красный флаг — знамя революционного «Потемкина».

Долго не утихало матросское ликование, а когда все немного успокоились, слово взял консул, также поздравивший матросов и заверивший, что он будет держать их в курсе всех событий. Здесь же командир Ден объявил о введении обращения к офицерам по воинским званиям («Господин лейтенант» и т. д. вместо «Ваше благородие», «Ваше высокоблагородие» и т. п.). Внимательно следили за крейсером на берегу — англичане знали, что происходило в эти дни в Гельсингфорсе и Кронштадте, где были убиты командующий флотом А. И. Непенин, главный командир кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта Р. Н. Вирен и ряд офицеров.

Сплоченная команда «Варяга» не допустила самосудов, но на одном из первых заседаний избранного вскоре судового комитета («комитета выборных») было принято решение о смещении некоторых унтер-офицеров и удалении с корабля офицеров, не пользующихся доверием команды. С этого времени особенно углубился раскол между командой и офицерами. Как доносил 24 марта в Петроград русский консул в Ливерпуле Джакелли, «офицеры и команда «Варяга» оказались неспособными забыть прошлые счеты» и замечавшееся еще с первых дней переворота подозрение перешло теперь в «полное недоверие». Офицеры во главе с командиром уверили консула, что команда находится «в состоянии бунта» и надо, пока не поздно, просить помощи у англичан для усмирения команды, а еще лучше — покинув корабль, передать расправу над экипажем английским властям.

Столь решительное настроение ничему не научившегося гвардейского офицерства, лишь на время уступившего по требованию консула «настояниям разума», не на шутку встревожило дипломата, и он в донесении в МИД указывает на необходимость «в интересах службы» и «без замедления» добиться замены большей части офицеров и командира «Варяга». Для разбора конфликта 25 марта прибыл военно-морской атташе контр-адмирал Н. А. Волков. Адмиралу было сообщено мнение матросов о необходимости удаления лейтенантов В. Г. Гессе, И. Э. Вуича и особенно Н. Ф. Пешкова — организатора «разных толков» на корабле. Вынужденный согласиться с мнением команды, адмирал в телеграмме в МГШ добавлял, что все трое — «прекрасные офицеры в смысле служебном» и поставить им в вину можно лишь «их иногда презрительное отношение к команде, то есть именно то, к чему она наиболее чутка». Списанием этих офицеров адмирал надеялся установить на крейсере «полное успокоение». Но не могло быть и речи о переводе их на «Аскольд» — команды этих крейсеров, несмотря на все усилия начальства, сумели установить надежную связь и договорились не принимать на свои корабли офицеров, списываемых по требованию матросов. Пытался отстоять своих офицеров и командир «Варяга» Ден, доказывавший в комитете, что он не может допустить удаления старших специалистов — артиллериста, минера и старшего из лейтенантов и передачи управления кораблем молодым мичманам.

Между тем некоторые из офицеров стали ночевать в городе или вовсе перебрались в гостиницы, а на корабле появлялись в качестве безучастных зрителей событий. Лишь старший офицер Л. М. Кожевников постоянно оставался на корабле и появлялся на разводе на работы и занятия. Но саботажникам не удалось дезорганизовать жизнь на корабле: вопросы дисциплины и поддержания достоинства моряка русского флота неоднократно обсуждались в комитете. Против нарушителей с помощью того же старшего офицера предпринимались строгие дисциплинарные меры. Так, например, прапорщика Яковлева за пьянство решено было списать с корабля.

Важным событием в жизни варяжцев стал митинг в Шекспировском театре в Ливерпуле. Андреевское знамя, с которым вышли моряки, было украшено алой лентой, такие же ленты красовались на груди каждого матроса. Над колонной реяли полотнища плакатов с лозунгами «Да здравствует революция!» На всем пути следования колонну моряков приветствовали многочисленные жители города, весь рабочий Ливерпуль. Грандиозной и волнующей была эта демонстрация классовой солидарности трудящихся. И как когда-то толпы восторженных петербуржцев приветствовали в лице «Варяга» героический русский флот, так сегодня старинный английский город рукоплескал революционной России, которую представлял здесь легендарный корабль.

Отгремел праздник свободы, и вновь заботы о корабле охватывают варяжцев. 11 апреля вновь собирается судовой комитет, до которого дошли сведения о списании части команды в Россию. Пришли на заседание и офицеры, заявившие в этот день о своем желании идти рука об руку с командой и на пользу Родине. Их также беспокоили проволочки с ремонтом. Все говорили, что «Варяг»—исторический корабль, совершивший громадный переход, что за корабль уже заплачены большие деньги, и если команда теперь вернется, не добившись ремонта своего корабля, то в России стыдно будет всем смотреть в глаза. Совместно с офицерами на заседании комитета были подготовлены вопросы, которые решено было задать командиру. Выбрали общую делегацию: старший инженер-механик капитан 2-го ранга А. В. Андреев, кондуктор Г. Г. Шинкаренко, боцман Г. Летунович, телеграфный унтер-офицер 1-й статьи С. Воробьев и телеграфист М. К. Казеровский. Делегация отправилась в гостиницу к командиру, но он от встречи с представителями команды уклонился. В то же утро приехал из Лондона старший офицер, сообщивший, что в Америке покупаются яхты, тральщики и ледокольный пароход. Поэтому отправка в Россию части команды отложена, а для приемки кораблей в Америку командируются старший офицер Л. М. Кожевников, инженер-механик мичман А. М. Мизюра и восемь комендоров. Между тем судьба «Варяга» была уже решена. Несмотря на ответственные заверения первого лорда Адмиралтейства, найденный уже для ремонта завод (тот же «Камлиль Лэрд»), новые обещания «возможно скорее привести крейсер в удовлевторительное состояние», англичане по-прежнему продолжали затягивать переговоры. Тем неожиданнее после всех проволочек оказались их требования, о которых адмирал Н. А. Волков срочной шифровкой докладывал в Петроград: «Комиссия, назначенная Адмиралтейством, определила, что работы по приведению «Варяга» в состояние, годное для плавания и боя, при настоящей перегруженности завода и недостатке рабочих потребуют до 12 месяцев и обойдутся до 300 000 фунтов. Адмиралтейство советует оставить крейсер в Англии до конца войны под охраной, офицеров и команду отправить в Россию. Посылать крейсер в Россию без ремонта опасно. Состояние крейсера не допускает частичного ремонта, прошу указаний самых срочных».

В Министерстве размышляли недолго. «Минмор приказал оставить «Варяг» под английской охраной», — гласила ответная телеграмма от 25 марта, подписанная контр-адмиралом Кедровым.

Такова была обстановка, когда 13 апреля прибывшая в Лондон делегация «Варяга» от имени всей команды и офицеров доказывала адмиралу Волкову необходимость ремонта крейсера, который мог еще принести большую пользу. Но адмирал ответил, что английское правительство все внимание обращает на оборону своей страны. Кроме того, все обещания, касающиеся ремонта, были даны старому правительству, и теперь англичане воспользовались сменой правительства (приходом к власти Временного правительства — Р. М.) и снова уклоняются от своих обязательств. Не соглашаются англичане и на охрану крейсера нашими матросами под тем предлогом, что «Варяг» поставят вместе с другими вышедшими из строя кораблями в глухом заливе Шотландии Лох-Ю, и русским матросам без знания языка будет трудно.

Вероломство британских политиков общеизвестно, труднее понять решение русского Морского министерства. Скорее всего, сознавая бесполезность пререканий с хозяевами положения — англичанами, в Петрограде решили пожертвовать ремонтом «Варяга», чтобы ускорить вступление в строй все еще ремонтировавшихся в Ливерпуле эсминцев «Властный» и «Грозный». Отсутствие «Варяга» и этих все еще единственных противников германских лодок резко ослабило оборону северной коммуникации. В эти дни семь германских подводных лодок атаковали русские дозорные корабли у входа в Кольский залив. «Делаем что можем, но имеемых сил совершенно недостаточно», — в отчаянии телеграфировал в британское Адмиралтейство МГШ, настаивая на немедленной присылке хотя бы нескольких миноносцев. Но несмотря на «полную готовность и желание», у англичан не нашлось ни одного корабля, чтобы помочь своему союзнику. Вот почему столь исключительное значение приобретало скорейшее возвращение на северный театр собственных миноносцев, и ради этого в Петрограде, надо думать, и отказались от ремонта «Варяга». Наконец, при недостатке личного состава для вновь приобретаемых малых кораблей было весьма заманчиво использовать для его пополнения команду «Варяга».

Конечно, можно было бы добиться возвращения «Варяга» на Родину — ведь ни одна из комиссий не высказывала опасений относительно состояния его корпуса. Но, по-видимому, об этом было некому подумать — адмирал Л. Ф. Корвин был смещен 18 марта, адмирал А. И. Бестужев-Рюмин скоропостижно скончался 23 марта 1917 г., а новым начальникам на флотилии и в МГШ было не до «Варяга».

И вот в апреле—мае команда «Варяга» начала разъезжаться. 300 человек были отправлены в Америку, остальные — в Россию. В Америку в течение лета уехало и большинство офицеров. На «Варяге» осталось около 50 человек во главе с шкипером подпоручиком С. П. Истоминым, старшим боцманом Н. А. Зюзиным и машинным содержателем Д. И. Никоновым. Им была поручена подготовка к отправке в Россию корабельного имущества.

Старый такелаж, блоки, лом, брезенты командиру было разрешено продать на месте, шкиперское имущество, предметы снабжения из машинных и котельных отделений, часть винтовок и патронов передали на вновь приобретаемые для флотилии посыльные суда; в Россию отправили торпедные аппараты, торпеды, прожекторы, радиостанцию, штурманские принадлежности и инструменты, а также оставшиеся на «Варяге» четыре шестидюймовки со станками, боезапасом и изготовленные на заводе двенадцать 130-мм орудий для «Варяга». Все они в Архангельске были сразу перегружены на поезд и доставлены на хранение на Обуховский завод. Девять из этих установок по просьбе командующего Балтийским флотом адмирала Развозова были переданы для обороны острова Эзель, а три предназначались для вооружения посыльного судна «Млада» флотилии Северного Ледовитого океана. И кто знает, может быть, в дни знаменитой моонзундской операции пушки «Варяга» помогали революционным балтийцам отражать наступление кайзеровского флота, угрожавшего Петрограду. Не оставались без дела и 76-мм орудия «Варяга» и даже дальномеры, один из которых был установлен на батарее Цып-Наволок. Так «Варяг» и после ухода из России продолжал своей артиллерией участвовать в войне, а затем — и в революции.

После отправки в Россию корабельного имущества и орудий на корабле осталась группа из 11 человек во главе со старшим боцманом Н. А. Зюзиным: трюмный унтер-офицер Ф. П. Гусев, минно-артиллерийский содержатель Ф. 3. Заика, подшкипер А. М. Малахов, кочегар Т. В. Дубина, матросы 1-й статьи И. С. Денисов, Ф. С. Корнейчук и В. И. Лошак, писари П. С. Приступа, Т. Г. Рейн, электрик унтер-офицер Н. Н. Дыбков. Связь с русским консульством поддерживал знавший английский язык Теодор Рейн. Каждое утро, как вспоминал Арсений Малахов, поднимали на крейсере андреевский флаг, по-прежнему реял над «Варягом» красный флаг революции. 2 октября в гавани Ливерпуля появилось два корабля под андреевскими флагами. Это были «Порыв» и «Рассвет» — первые из купленных в Америке посыльных судов, для укомплектования и приемки которых были отправлены варяжцы. Командиром «Порыва» был лейтенант с крейсера «Аскольд» А. Г. Мальчиковский, команду составляли 65 варяжцев, в том числе Дмитрий Долгов, Дмитрий Будылев и Андрей Чарыков. На «Рассвете» под командованием бывшего старшего офицера А. М. Кожевникова в числе 70 человек команды были Никифор Попов, Николай Чуносов и Александр Хлопин — бывший юнга по шкиперской части, ближайший друг Арсения Малахова.

Однако эти корабли не дошли до места назначения. 25 октября 1917 г. свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция и Россия объявила о выходе из империалистической войны. Британское правительство задержало в своих портах все русские корабли. Помимо «Варяга» среди них оказались «Порыв» и «Рассвет», эсминцы «Властный» и «Грозный», которые англичане все еще «ремонтировали».

Переменилось и отношение к их командам. В ноябре на кораблях побывал М. М. Литвинов и посоветовал морякам избрать своих командиров, а нежелательных офицеров отстранить. Но сделать этого не успели — однажды ночью англичане захватили посыльные суда и эсминцы, а их экипажи заключили в тюрьму.

Вскоре был захвачен и «Варяг». 8 декабря на палубу крейсера поднялся отряд вооруженных английских матросов и возглавлявший их офицер потребовал, чтобы русские моряки покинули корабль. Красный флаг на фок-мачте был спущен, а вместо андреевского на корме англичане подняли свой военно-морской флаг. Многие лишения претерпели варяжцы, оказавшиеся затем в той же тюрьме, где томились команды посыльных судов. Несмотря на все угрозы и уговоры моряки требовали возвращения в Советскую Россию. Лишь в середине марта

1918 г. их перевезли из ливерпульской тюрьмы в Ньюкасл и отправили в Мурманск на пароходе под португальским флагом. Так выдержка, стойкость и верность Родине помогли варяжцам вернуться в Советскую Россию, где они включились в борьбу за ее свободу и независимость.

«Варяг» вместе с другими кораблями остался в руках англичан. Летом 1918 г. они распространили слух о гибели крейсера в Ирландском море. Сведения эти проникли на страницы нашей печати и в дальнейшем получили повсеместное распространение. Лишь в последнее время удалось обнаружить новые сведения, проливающие свет на судьбу корабля. Узнав о «гибели» крейсера, начальник Морского генерального штаба Республики Советов Е. А. Беренс послал запрос адмиралу Волкову: «По имеющимся сведениям в Германском море (так в тексте — Р. М.) потоплен крейсер „Варяг". Прошу сообщить, подтверждается ли это известие и в утвердительном случае сообщите подробности». Ответ из Лондона от 23 июня был краток: «Сведения неверны, корабль стоит в одной из бухт». Трудно сказать, кривил ли душой в тот момент Н. А. Волков — ведь он так и не вернулся в Россию, но вскоре в зарубежных мемуарах одного из русских офицеров проскользнуло упоминание о продаже «Варяга» Н. А. Волковым англичанам. Сведения эти, как и ответная телеграмма Волкова, были обнаружены Н. А. Залесским [12]. Но эти отрывочные данные не смогли рассеять нагромождение домыслов, сопровождавших легенду о «Варяге». Так, к версии о гибели от торпеды прибавился взрыв на мине; одни писали, что корабль спрятан англичанами «неизвестно где», другие уверяли что он попросту «расстрелян», а один автор в 1966 г. на страницах флотской газеты утверждал, что команда взорвала корабль в Ливерпуле «на глазах опешивших англичан».

Судьба корабля, однако, была иной. Автору удалось обнаружить исчерпывающие данные в немецком журнале «Шиффбау» («Schiffbau») от 23 сентября 1925 г. [57]. В статье «Спасательные работы на крейсере «Варяг» в Шотландии» капитан 1-го ранга в отставке О. Мерсман подробно рассказывал об обстоятельствах разборки корабля в открытом море. Оказывается, проданный на слом корабль по пути к заводу купившей его фирмы наскочил на скалы в 500 м от шотландского побережья. «Говорят, корабль был хорошо застрахован», — замечает автор статьи. Попытки снять корабль не удались, и он в течение нескольких лет оставался во власти стихий. Могучие удары волн непрерывно расшатывали связи корабля, корпус во многих местах был пробит о скалы, дымовые трубы потеряны. Летом 1923 г. английская фирма-владелец и два германских общества — одно по реализации старых судов, другое — судоподъемное и спасательное — договорились снять корабль с камней, а когда выяснилось, что это невозможно, попытались отделить с помощью взрывов и газорезки и увести на плаву кормовую часть, содержавшую самый ценный отсек—машинное отделение. Но и этого не удалось сделать. К осени 1924 г. от корабля остался перебитый пополам остов: кормовая часть была уже под водой, а носовую намертво заклинило между скалами. Но спасатели не отступились — решено было разобрать корабль тут же на месте — в открытом море. Работы эти, проводившиеся на палубе корабля с помощью взрывов и газорезки, были закончены в 1925 году. Так писал немецкий журнал.

Однако смущало отсутствие на картах и даже в Морском атласе названий местности, упомянутых в статье. Лишь после дополнительного поиска с помощью новейшего атласа Великобритании и Северной Ирландии, изданного в Оксфорде в 1963 г., удалось установить, что названия, искаженные, по-видимому, при транскрипции на немецкий язык, относились к местности вблизи города Лендалфут на побережье Ирландского моря. Итак, теперь мы можем точно указать место гибели «Варяга»: около 55° северной широты и 5° западной долготы [58].

Славный корабль погиб, но не умерла память о «Варяге» и его героях, с честью пронесших сквозь бури войн и революций звание моряка русского военно-морского флота.