|
Часть 13. На пределе сил
Боевое напряжение возрастало с каждым днем. Успешное наступление
сухопутных войск, громивших врага уже на его территории, вселяло надежду
на скорое победоносное окончание войны. Победа! Она была желанной и
близкой. И во имя ее достижения люди действовали на пределе сил и
возможностей. Теперь уже повторный вылет в течение дня не считался, как
прежде, чем-то из ряда вон выходящим, Все силы, всю волю — победе!
Приятно, конечно вспоминать о наших успехах в боях, о маленьких и
больших праздниках в нашем дружном фронтовом коллективе. Но, как
говорится, из песни слова не выкинешь. Из документальной повести — тем
более. К сожалению, завоевание господства на море и в воздухе давалось
нам дорогой ценой.
Конец марта принес немало огорчений, а 26-е число черной краской
вписалось в историю полка. В этот день мы потеряли двух прекрасных
летчиков, двух командиров звеньев. Лейтенант Г. Г. Еникеев после успешно
проведенной атаки задержался над целью чтобы сфотографировать результаты
удара своей группы, и был сбит огнем вражеских зенитчиков. Это был
настоящий воздушный боец, на его счету числилось 8 потопленных
транспортов противника. Он любил точность во всем. Нередко плохая
погода, сильное противодействие зенитной артиллерии не позволяли точно
определить результаты атаки. В штабе в таких случаях даже брали под
сомнение боевые донесения экипажей и засчитывали либо минимум
уничтоженных объектов, либо не засчитывали вовсе. Еникеев до конца хотел
быть честным...
А к вечеру пришло еще одно печальное сообщение. Лейтенант И. И.
Репин, кавалер четырех орденов Красного Знамени, потопил в Данцигской
бухте сторожевой корабль, но и его самолет получил серьезные
повреждения. Дотянуть до своего берега летчику не удалось и он был
вынужден приводниться на море. Вскоре наш торпедный катер, специально
посланный из местечка Шветойя за экипажем, подобрал целых и невредимых,
но изрядно промерзших Репина, штурмана звена лейтенанта В. П. Лонского и
стрелка-радиста сержанта Н. С. Самойлова. Катер взял курс к берегу. Но
тут налетели фашистские истребители и в упор расстреляли его. Суденышко
загорелось и взорвалось. Никто из находившихся на нем не спасся.
Это были тяжелые утраты.
Наше базирование в непосредственной близости к морским коммуникациям
доставляло немцам немало неприятностей. Чтобы как-то ограничить действие
торпедоносцев, противник сосредоточил на Балтике значительные силы своей
истребительной авиации. Но это мало помогло. Мы теперь постоянно ходили
на задания под надежным прикрытием наших соседей — летчиков 14-го или
21-го истребительных авиаполков. У нас с ними установилось тесное
взаимодействие и полное взаимопонимание. Стоило «мессерам» или «фоккерам»
появиться в небе, наши истребители немедленно навязывали им бой, не
допускали к торпедоносцам, заставляли убраться восвояси. Весной
победного 45-го наше господство в воздухе было абсолютным И противник
искал новые тактические приемы, новые формы борьбы с нашей торпедоносной
авиацией.
...Однажды группа торпедоносцев повстречала в море небольшой
вражеский пароходишко, пыхтевший в одиночку, без охранения, в
направлении острова Борнхольм. Враг есть враг, и упускать его
безнаказанно не имело смысла, но не разряжать же по нему все самолеты!
Да и торпеду на такого жалко, тем более, что впереди ожидалась встреча с
крупным транспортом. Ведущий приказал одному из ведомых атаковать
противника и потопить, а затем возвращаться на базу.
Группа пошла своим курсом, а младший лейтенант И. Г. Дегтярь отвернул
в сторону и начал разворот для захода в атаку с правого борта. На
обреченном корабле поняли маневр летчика, там блеснуло несколько вспышек
выстрелов — снаряды разорвались с недолетом. Ну и вояки! Дегтярь
снизился до тридцати метров и пошел прямо на противника. И тут произошло
непредвиденное: пароходишко, проявив неожиданную прыть и маневренность,
успел сделать резкий разворот навстречу торпедоносцу, на нем
одновременно упали фальшивые палубные надстройки, открыв множество
стволов зенитных орудий, обрушивших на самолет тугой сноп огня.
Корабль-ловушка! Непонятно, каким чудом удалось тогда экипажу избежать
гибели. Дегтярь почти бесприцельно сбросил бомбы и резко, со
скольжением, бросил облегченный «Бостон» еще ниже, к самой воде. Это,
вероятно, и помогло ему уйти. Он привел на аэродром самолет изрядно
побитый осколками и пулями, но экипаж, к счастью, не пострадал.
Тогда же, на разборе полетов, мы предупредили все экипажи о появлении
кораблей-ловушек. Впрочем, и противник, убедившись в том, что его
хитрость разгадана, вскоре отказался от их применения.
* * *
Совершенствовали и меняли тактические приемы и мы. Стали применять
высотное торпедометание, которое, как и каждый новый прием, давало
хорошие результаты. Теперь все чаще наносили удары массированно, иногда
почти всем составом ВВС флота, и ни один вражеский конвой или отряд
боевых кораблей противника, обнаруженные разведчиками, не уходил без
потерь.
Так, 11 апреля, в разгар боев за военно-морскую базу гитлеровцев
Пиллау, в воздух были подняты 328 самолетов, которые уничтожили 13
транспортов, один миноносец, 6 сторожевых кораблей, повредили 6
транспортов. От нашего полка в этой операции участвовали 25
торпедоносцев и топмачтовиков, действовавших группами по 5 самолетов.
12 апреля вылетело около 400 самолетов, причем торпедоносцы и
штурмовики составляли главную ударную силу. Было потоплено четыре
транспорта, два сторожевых корабля, быстроходная десантная баржа и
повреждено несколько транспортов с войсками и техникой.
Однако не обходилось без потерь с нашей стороны. В этом бою получили
сильные повреждения семь наших самолетов. Огнем зенитной артиллерии был
сбит над целью и врезался в море самолет младшего лейтенанта Б. А.
Балакина. Тогда же тяжело ранило штурмана 3-ей эскадрильи капитана Г. Н.
Шарапова.
А 13 апреля мы потеряли одного из наших опытнейших летчиков, кавалера
четырех орденов Красного Знамени, командира звена лейтенанта Дмитрия
Башаева. 14 потопленных кораблей противника было у него на боевом счету.
Я любил Башаева, этого не по годам мужественного человека. Я не раз
летал с ним в паре и всегда был спокоен: Дмитрий не подведет. И вот его
не стало. Экипаж не вернулся с боевого задания, суровые воды Балтики
стали его последним пристанищем. Я знал Дмитрия и был уверен, что он,
как и погибшие вместе с ним штурман звена А. Г. Арбузов и стрелок-радист
Н. Т. Буланцев, боролись до конца.
Славные боевые подвиги торпедоносцев были высоко оценены Родиной. 20
апреля 1945 года за доблесть и мужество, проявленные в боях с
немецко-фашистскими захватчиками, 51-й полк минно-торпедной авиации был
награжден орденом Ушакова II степени. Высоких правительственных наград
удостоились многие летчики, техники, механики. Орден Ушакова II степени
получил и автор этих строк. В специальной листовке, выпущенной
политотделом ВВС Балтфлота, было сказано немало добрых слов о летчиках
нашего полка. Она заканчивалась призывом: «Соколы Балтики! Пример
торпедоносцев-таллиннцев зовет вас на новые подвиги во имя нашей победы.
Сильнее удары по врагу! На дно немецкий флот! На дно гитлеровцев — там
только и место! Смерть немецко-фашистским захватчикам!»
Люди устали от войны. Даже вручение полку высокой награды, вручение
орденов и медалей награжденным и связанные с этим построение, митинг,
торжественный ужин, прошли на этот раз, увы, с меньшим подъемом, чем
несколько месяцев назад, когда на знамени полка засиял первый орден.
— А чему тут удивляться? — рассуждал вечером майор Добрицкий, когда
мы, наконец, остались вдвоем. — Причин тому множество. Прежде всего,
нечеловеческое нервное напряжение... Ты можешь припомнить, чтобы
когда-нибудь мы летали так интенсивно как сейчас?.. Не помнишь? И я не
помню. А посмотри, как поредели наши ряды! Каково ребятам глядеть на
пустые места в столовой, где еще вчера сидели их товарищи?.. Тяжело...
24 апреля, накануне взятия нашими войсками Пиллау, в воздух поднялись
практически все исправные самолеты полка: 10 торпедоносцев, 10
топмачтовиков и 3 доразведчика. И на этот раз в воздухе, под прикрытием
истребителей, дежурил гидросамолет, готовый спасти подбитые экипажи,
если им придется совершить вынужденную посадку на воду. Мы действовали
четырьмя группами. Удалось потопить 2 транспорта и 2 быстроходные
артиллерийские десантные баржи.
Эти успехи приносили удовлетворение, но к нему неизменно
примешивалось и чувство горечи, боль невосполнимых утрат. После
возвращения групп с боевого задания несколько самолетных стоянок
оставались пустыми. И техники, механики, мотористы, оружейники, опустив
головы понуро брели в казарму, понимая, что с теми, кого они час назад
провожали в полет, встречи уже не будет.
Исключительное мужество и силу воли проявил летчик младший лейтенант
П. Е. Назаренко. При выходе из атаки его ранило осколками в голову и
ногу, значительные повреждения получил и самолет. Кровь заливала глаза,
управлять машиной пришлось одной рукой и одной ногой. Напрягая последние
силы, летчик все же дотянул до аэродрома, но, когда перед посадкой
выпустил шасси, вспыхнул пожар. Каким же должно быть самообладание,
чтобы управлять горящим самолетом, который в любую минуту мог начать
разваливаться в воздухе! «Одного боялся, — рассказывал потом Назаренко,
— как бы не потерять сознание. Правой рукой регулировал сектор газа, а
штурвал придерживал даже зубами... На земле нужно было еще нажать оба
тормоза, а в голове мутнело...»
Как он сумел посадить самолет? Уму не постижимо! Назаренко пришел в
себя уже в госпитале, где у него насчитали 32 осколочных ранения!
* * *
А вот для младшего лейтенанта И. Г. Дегтяря вылет в тот день стал
последним. Он умело атаковал и потопил быстроходную десантную баржу, но
и его «Бостон» был подбит. Летчики-истребители, обеспечивающие наше
прикрытие, видели, как самолет Дегтяря перешел в крутое снижение и упал
в воду. Видимо, командир экипажа был тяжело ранен или убит — это можно
только предполагать.
Не вернулся с боевого задания и экипаж младшего лейтенанта М. К.
Мальцева. Наши летчики, бывшие в группе вместе с ним, рассказывали
потом, что Мальцев успешно отбомбился по вражескому транспорту, но при
выходе из атаки был сбит огнем зенитной артиллерии с кораблей охранения.
Торпедоносец взорвался в воздухе.
Героизм, несгибаемое мужество наших летчиков, доходящее до
самопожертвования, в те дни никого не удивляло. Мы уже как-то привыкли к
этому, это стало нормой. Но мне хочется рассказать об одном эпизоде,
когда специалисты наземных служб показали себя настоящими героями.
Во время атаки немецких кораблей в базе Пиллау получил тяжелое
ранение летчик младший лейтенант А. А. Бровченко. Теряя последние силы,
мужественный пилот все же дотянул до своего аэродрома, но изрешеченный
снарядами и пулями самолет в конце пробега загорелся. Машина не
остановилась, а в ней уже начал взрываться боекомплект. С громким
треском рвались патроны от крупнокалиберных пулеметов, и трассирующие
пули, вычерчивая в воздухе огненные хвосты, разлетались по самым
непредсказуемым траекториям... Огонь подбирался к бензобакам, нельзя
было терять ни секунды. И к самолету со всех стоянок бегом устремились
люди. Пренебрегая смертельной опасностью, они вытащили из кабины
тяжелораненного Бровченко, раненных и обгоревших штурмана и
стрелка-радиста и успели отнести их на безопасное расстояние прежде чем
прозвучал взрыв...
Матерям Дегтяря, Мальцева, их штурманов и стрелков-радистов, погибших
в боях за Пиллау, было решено, кроме обычных извещений, послать
коллективные письма. Победа была близка, это отлично понимали и на
фронте, и в тылу, тем горше воспринимались в те дни утраты. Мы отдавали
себе отчет в том, что горе матерей безмерно, но надеялись, что наше
участие хоть немного поможет почувствовать себя не одинокими в их горе,
пережить тяжесть невосполнимой потери. «Вы по праву можете гордиться
своим сыном, отдавшим жизнь за счастье нашей Отчизны, — писали летчики.
— В лице Вашего сына мы потеряли лучшего боевого товарища и клянемся
беспощадно мстить врагу. В наших сердцах будет вечно жить память о Вашем
сыне. Его светлый образ будет вдохновлять нас на новые боевые
подвиги...»
И летчики твердо держали слово. |
