Великий, или Тихий...

В августе 1951 года мне сообщили, что я назначен командующим Тихоокеанским флотом. Я счел это, конечно, за большую честь. Уже тогда это был наш самый крупный и самый перспективный флот.

На рассвете специальным самолетом я отправился во Владивосток. Как-то зябко и одиноко казалось в большой машине, не заполненной пассажирами. Почти всю дорогу, особенно за Уралом, здорово болтало.

После Главного морского штаба я несколько лет руководил Военно-морской академией имени К.Е. Ворошилова. Жаль было расставаться с прекрасным коллективом ученых, преподавателей. Академия осваивала опыт флотов в войне. Особое внимание уделялось методике практических занятий. Яркое воспоминание осталось у меня о начальнике кафедры общей тактики профессоре контр адмирале Н.Б. Павловиче, человеке во всех отношениях замечательном. Из катеров и тральщиков он создал специальную учебную флотилию, и на ней практически решались многие тактические задачи непосредственно в море. Командовали кораблями слушатели академии. Эти практические занятия пользовались всеобщей популярностью и принесли большую пользу.

Тепло вспоминаю сослуживцев, друзей, а из головы уже не выходит мысль: что ожидает завтра?

Молодой лейтенант по окончании училища никогда не скажет своей подруге, что едет на Дальний Восток. Он обязательно гордо произнесет: «Еду на Тихий океан!»

Океан поражает своим величием, могучим раскатом волны. Скажем прямо: на первых порах службы лейтенант хлебнет там горького кваса, но через пару лет он станет настоящим моряком, волевым, физически закаленным, и еще больше полюбит свою беспокойную профессию.

Помню, в мои гимназические времена в учебниках и на всех географических картах писалось: «Великий, или Тихий, океан». В наши дни его почему-то называют только Тихим, хотя он в полном смысле слова велик: занимает почти половину всей площади Мирового океана, а глубины его достигают 11 тысяч метров. А вот насчет Тихого — можно поспорить. Это знаменитый мореплаватель Магеллан в 1520 году впервые пересек его при ясной, тихой погоде и дал ему такое название. А ведь Магеллану просто повезло. Мое первое свидание с океаном было совсем иным. Мы шли на Камчатку, и наш эсминец мяло и кувыркало так, словно он попал в пасть разъяренному гигантскому зверю. Стальной корпус трещал и стонал — вот-вот рассыплется. Даже бывалые моряки чувствовали себя неважно и, как дети, обрадовались, когда показался камчатский берег.

Именно здесь, на Тихом океане, — родина тайфунов; отсюда они с бешеной силой несутся за тысячи миль, нередко поглощая на своем пути не только транспорты, рыболовные сейнеры, но и современные боевые корабли.

Однако, несмотря на его буйный нрав, русские люди всегда тянулись к океану, и у нас есть все основания считать его, что называется, нашенским. Еще в 1639 году Иван Москвитин положил начало русскому тихоокеанскому мореходству. Позднее, в 1648 году, Семен Дежнев открыл пролив между Азией и Америкой, но его челобитная бесследно исчезла. Этот район вновь обследовал и описал капитан-командор русского военного флота В.И. Беринг в 1741 году. Его именем и назван всем известный теперь пролив. А разве можно забыть капитан-лейтенанта Невельского, который доказал в 1848 году, что Сахалин — остров, а не полуостров, как утверждали иностранцы. Вряд ли на каком-либо другом океане или на море, омывающем наши берега, совершено столько географических открытий. Тихий океан издавна считался лучшей школой русских моряков. Здесь начинали свой славный путь будущие прославленные флотоводцы Д.Н. Сенявин, П.С. Нахимов, С.О. Макаров.

Школа Тихого океана дала и советскому флоту талантливейших адмиралов, таких, как С.Г. Горшков, Н.Г. Кузнецов, И.С. Юмашев, В.А. Касатонов, Н.Н. Амелько.

Сама природа воспитывает здесь постоянную готовность и волю к борьбе. Океан покоряется отважным и сильным. Бесчисленные дороги открывает он перед мужественными людьми. Океан отделяет нас от Америки тысячами миль, но ведь эти мили и соединяют нас с ней, как и с многими другими странами.

Совсем близко отсюда Япония... Не раз оттуда, с японских островов, грозила нам опасность. Много усилий потребовалось от нашего народа, чтобы отстоять исконно русские дальневосточные земли от захватчиков-самураев. У нас хорошая память, и мы ничего не забыли. Но мы не затаили зла. Мы искренне желаем одного: жить в мире и дружбе со всеми нашими соседями, в том числе и с трудолюбивым японским народом, и надеемся, что никаким темным силам не удастся нарушить эту крепнущую дружбу.

...Наш Ли-2 несколько раз пересекал фронты дождей и бурь, часто совершал посадки для заправки топливом. И лишь на четвертый день мы благополучно приземлились во Владивостоке. И сразу я оказался в кругу давних друзей, адмиралов и генералов, знакомых по войне, а то и по довоенной службе. С начальником штаба флота В.А. Касатоновым мы служили на Балтике, а потом в Главном морском штабе. Это высокообразованный, опытный оператор и превосходный организатор. В его приемной никогда не толпятся офицеры в ожидании своей очереди на доклад. Эта деталь всегда свидетельствует об организованности и четкости работы начальника любого ранга. В результате своей многолетней и плодотворной деятельности В.А. Касатонов впоследствии стал адмиралом флота. Он успешно руководил первыми дальними походами на атомных подводных кораблях, за что удостоен звания Героя Советского Союза.

С начальником политического управления Яковом Гурьевичем Почупайло мы тоже встретились как давние друзья. Мы знали друг друга еще по Черному морю: он был комиссаром крейсера «Червона Украина», а я в ту пору командовал бригадой подводных лодок. Почупайло пользовался на флоте всеобщим уважением, хотя был достаточно строг и требователен. Славился он умением действенно и целеустремленно строить партийно-политическую работу. Сегодня Я. Г. Почупайло заслуженно носит погоны полного адмирала.

Члена Военного совета Гавриила Федоровича Зайцева я, как и Касатонова, хорошо знал по Балтике, в самый тяжелый, начальный период войны. Стойкий, самоотверженный, он являл собой пример настоящего коммуниста.

Протяженность Тихоокеанского театра — более 5000 километров. Естественно и закономерно, что здесь нужен большой и сильный флот. Мы располагали соединениями надводных кораблей и подводных лодок, военно-воздушными силами, мощной береговой обороной. Ежегодно флот получал новейшие корабли, подводные лодки и самолеты. Для них требовались новые базы и аэродромы, а для людей — жилье. Мой заместитель по строительству и расквартированию войск генерал-майор технической службы А.К. Дубинин руководил широким фронтом работ. Ему помогали инженер-полковники Ташаев, Афанасенко и Медведев. Делами строительства постоянно занимался командующий береговой обороной генерал-майор Г.Г. Кудрявцев, когда-то героически воевавший на Балтике.

Планы строительства были огромные. Некоторые строительные площадки находились на островах, в горах, в далеких, почти необитаемых местах. Пришлось и мне сразу же включиться в это дело, решать вопросы доставки к месту работ людей, материалов, техники. Армию строителей надо было беспрерывно снабжать всем необходимым.

Несмотря на все трудности, мы справлялись с планами строительства. Многое зависело от работников тыла флота. Возглавлял их контр-адмирал Н.И. Никитин прекрасный хозяйственник и опытный моряк. Военный совет флота постоянно интересовался работой тыла.

Ни шоссейных, ни железных дорог вдоль береговой черты тогда еще не было, и все снабжение шло только морем. К сожалению, наш вспомогательный флот (танкеры, сухогрузные транспорты и пр.) в своем росте отставал от быстро развивающегося боевого ядра флота. Это было наше слабое место, или, как часто, но не всегда справедливо говорят, «болезнь роста». Кое-кто ставил вопрос так: «Что важнее построить: танкер или подводную лодку?» Это схоластическая болтовня, на самом деле мощь флота состоит из совокупности всех взаимодействующих  элементов, а значит, одинаково нужны и подводные лодки, и танкеры, иначе в нашем боевом организме образуется флюс в одну сторону. Мы в этом не раз убеждались в годы войны.

Сегодня наш вспомогательный флот неизмеримо вырос, он в силах обеспечить наши корабли в любой точке Мирового океана. Посещая корабли, я не упускал случая побывать на вспомогательных судах, стремясь и этим подчеркнуть уважение к скромным труженикам флотского тыла. Как-то в бухту, где мы стояли с соединением кораблей капитана 1 ранга М.Н. Осипова, вошел танкер «Полярник», возвращавшийся с Камчатки. Я пошел знакомиться с кораблем и его людьми. Вступив на палубу, приказал поднять флаг командующего флотом. К общему конфузу, такого флага на танкере не оказалось. Считалось, что он может понадобиться только на боевых кораблях. Мой адъютант, расторопный мичман А. Каратушин, во время войны много плававший на вспомогательных судах, предусмотрительно захватил с собой флаг комфлота и вручил его командиру корабля. Флаг подняли, начался смотр. Корабль оказался в образцовом состоянии. А сам факт, что на танкере был поднят флаг командующего флотом, быстро стал известен на всех кораблях и был воспринят как заслуженная дань труду скромных тружеников моря. С того дня, на каком бы военном транспорте или танкере я не побывал, всюду положенный флаг оказывался на месте и немедленно взвивался на мачте.

Боевая подготовка на флоте была хорошо поставлена моим предшественником адмиралом Н.Г. Кузнецовым. Как говорится, я прибыл уже на готовенькое, оставалось впрячься в работу и двигать дело дальше.

Я старался почаще выходить в море, чтобы проверять корабли и людей в действии. Как-то вышел на крейсере «Калинин» посмотреть стрельбу главного калибра. Командовал крейсером капитан 1 ранга А.Г. Аистов, высокий, представительный офицер средних лет. Он мастерски управлял кораблем. Я обратил внимание на то, что он знает в лицо почти каждого матроса. Моряки с большим уважением говорили о своем командире. Под стать ему был и старпом Б.В. Казенный. На стрельбах крейсер получил отличную оценку… 

В те дни, по еще горячим следам войны, моряки всех рангов занимались изучением боевого опыта. На важность этой задачи мне указали еще в Москве. И сразу по приезде на флот я занялся ею. Главное было — всячески развивать инициативу командиров всех степеней, воспитывать решительность и настойчивость в достижении цели. Планы боевой подготовки составлялись тщательно, в соответствии с нашими техническими возможностями, хотя их было не сравнить с нынешними. В то время атомных подводных лодок у нас еще не было, плавали на дизельных торпедных, которые не могли находиться в подводном положении столько времени, как это стало возможным сейчас. Не все надводные корабли имели хорошую зенитную артиллерию, а наша истребительная авиация не могла прикрывать их далее сотни миль от берега.

Мы понимали неизбежность перемен. Пока теоретически, на играх, моряки начинали осваивать новую тактику. Революция в технике и оружии уже настойчиво пробивала себе дорогу. Но как бы ни совершенна была техника, решающая роль остается за человеком. Надо было вырабатывать наиважнейшие качества завтрашнего моряка, и прежде всего командира — организатора боя. Флот тех дней сыграл свою роль в подготовке многих тысяч матросов и офицеров для будущего ракетного и атомного флота.

Плавали мы тогда много и подолгу. На протяжении года не раз проводили сборы всего флота для решения тактических задач. При этом отрывались от баз на месяц, а то и больше. Вряд ли есть смысл подробно рассказывать об учениях, которые давно ушли в область истории. Позволю себе вспомнить кое-что, возможно второстепенное, однако поучительное и в наши дни.

Каждый район морского театра имеет свои особенности. Никакие лоции не помогут в изучении этих особенностей, а знать их очень важно. Я взял за правило настойчиво расспрашивать рыбаков, местных старожилов, ветеранов флота о всех приметах изменения погоды в том или ином районе. И это не раз пригодилось. Как-то мы собрали флот на большие учения. Начальник походного штаба контр-адмирал Е.П. Збрицкий вечером доложил мне план на следующий день. Намечались, в частности, практические торпедные стрельбы подводных лодок. Учебные торпеды, пройдя под килем корабля-цели, обычно автоматически всплывают, и их поднимают из воды катера-торпедоловы. Но в ветер среди волн разыскать всплывшую торпеду не так-то просто, а поднять ее на борт в сильную качку и не повредить — еще труднее. Естественно, я спросил Е.П. Збрицкого, какую погоду обещают синоптики. Збрицкий — опытный моряк, в прошлом командовал миноносцем, крейсером, умело воевал на Балтике, потопил не одно вражеское судно. Мы давно с ним знакомы, и я полностью доверял его компетенции, не случайно он часто назначался начальником нашего походного штаба. На этот раз Збрицкий воздержался от ответа.

— Разрешите, я позову синоптика, выслушаем его доклад.

Явился молодой майор и очень подробно, с картой в руках осветил метеорологическую обстановку на театре. Я спросил:

— Ну, а какая погода будет завтра в районе торпедных стрельб?

Синоптик отрезал без запинки:

— Погода будет хорошая, товарищ командующий!

Разговор происходил на мостике крейсера. Я посмотрел на прибрежную гору. Местные рыбаки много мне рассказывали о ней. По их наблюдениям, если с вечера куполообразная вершина скрывается в серых облаках, плывущих в долину, — это верный признак ухудшения погоды. Сейчас гора как раз в густых серых тучах.

— А мне кажется, товарищ майор, что погода будет плохая, — сказал я. Синоптик с обидой пожал плечами, собрал карты и, попросив разрешения, удалился. Потом он изливал душу Збрицкому: «Какие основания у нового командующего не верить строго обоснованным научным выводам синоптической службы?». Збрицкий улыбнулся и ответил: «Давайте подождем, товарищ майор, утро вечера мудренее».

А утром задул свирепый зюйд-ост, поднялась большая волна, все заволокло туманом. Торпедные стрельбы пришлось отложить.

Стоит пожалеть, что такие вот вполне надежные местные признаки погоды почему-то не приводятся в лоциях морей.

Боевой учебе подводников мы уделяли особенно много внимания. Я бывал на всех их крупных учениях, не раз выходил с ними в море.

Одна из наших малых лодок отрабатывала плавание в подводном положении. Командир и инженер-механик молодые, мне хотелось с ними поближе познакомиться. Я не имел привычки предупреждать о своем приходе, и за мной не шла свита сопровождающих штабных специалистов. И на этот раз взял с собой только флагманского штурмана капитана 1 ранга Яросевича — опытного и знающего наш театр.

Лодка стояла на рейде. Я сошел с катера. Не успел поздороваться с командой и обойти корабль, как донесся шум мотора. Заметив на «малютке» флаг командующего флотом, тут же на лодку поспешили командир соединения контр-адмирал Е.Г. Шулаков и флагманский механик.

Снялись с якоря, бодро бежим под дизелями по тихой глади залива. Стоящие на якоре корабли играют «захождение» — приветственный сигнал командующему флотом, по которому команды кораблей принимают положение «смирно». На лицах подводников радость: в кои веки «малютку» первыми приветствуют все, даже самые большие корабли флота...

В район учения пришли очень быстро, застопорили дизеля, переключились на электромоторы. В лодке сразу водворилась тишина. Матросы работают быстро, четко, старательно. На лицах сияют улыбки. Мне понятно — флаг командующего флотом развевается на «малютке» не каждый день и ребятам не хочется ударить в грязь лицом. Честь корабля!..

В центральном посту гостям тесно, фигуры у начальства грузные, явно не по размерам «малютки». Стараемся втиснуться между клапанами и приборами, чтобы не мешать экипажу. Шулаков, высокий, плотный, не раз обо что-то стукнувшись головой, со вздохом изрекает:

— Да, это вам не «Ленинец».

(Лодка типа «Ленинец» — большая, раз в пять больше «малютки». Там, конечно, было куда просторнее в центральном посту.)

В балластных цистернах зашумела вода. Начинаем погружаться. Командир корабля, рыжеватый капитан-лейтенант, заметно волнуется. Механик, наоборот спокоен, он уверен в своих расчетах.

— Боцман, держать глубину двадцать метров!

— Есть, держать двадцать метров!

Смотрю на стрелку глубиномера, за моей спиной стоит Шулаков, я слышу его дыхание, он, видимо, также не сводит глаз с прибора. Боцман докладывает:

— Глубина двадцать метров... — и тут же дрогнувшим голосом добавляет:-Лодка тяжела, глубина тридцать метров!

Командир прибавляет ход, электромоторы загудели сильнее, но лодка продолжает погружаться. Угрожающе увеличивается дифферент на нос. Командир стопорит электромоторы. А лодка продолжает падать. Наконец ударяется носом о грунт. От толчка мы наваливаемся друг на друга. Погасло несколько электрических лампочек. Боцман, волнуясь, доложил:

— Глубина шестьдесят метров!

По щекам командира струится пот. Он командует:

— Осмотреться в отсеках!

Судя по докладам, все в порядке: рули и винты целы, течи нет.

Шулаков позвал механика и потребовал показать расчеты дифферентовки корабля. Я отошел к штурманскому столику и взглянул на карту. Недалеко от нас значились большие глубины. Если бы мы там упали на грунт, лодку могло и раздавить давлением воды.

Шулаков, спокойный, мягкий человек, на этот раз вышел из себя. Его бас заполнил весь тесный отсек.

Завершил он свой разнос короткой фразой:

— Стыдно мне за вас!

Время было обеденное, я разрешил обедать на грунте, благо и это входило в план учения.

Что же у нас произошло?

Я тоже попросил инженер-механика показать расчеты. Смотрю, вроде все правильно. Спрашиваю:

— Дифферентовку где производили?

— На рейде.

— Еще до нашего прибытия?

— Да.

Так вот в чем дело! Механик не учел веса гостей. А мы вчетвером потянем килограммов триста пятьдесят. Для такого маленького корабля и это тяжесть. Вот, приняв балласт, он и стал погружаться быстрее обычного.

Конечно, все это можно было быстро исправить, но сказалось волнение, молодой командир замешкался.

Задержав командира, его помощника и инженер-механика, мы с Шулаковым детально разобрали их действия и указали на ошибки. Молодые офицеры были удручены случившимся. Я как мог ободрил их. После обеда всплыли, начали все сначала, и учение прошло хорошо. Однако «баковый вестник» быстро разнес по всему соединению историю «о том, как два адмирала своей комплекцией чуть было не утопили лодку».

В пятидесятых годах обстановка на флоте была довольно беспокойная. Иностранные самолеты не раз вторгались в наше воздушное пространство. Об этом советские люди узнавали из кратких сообщений, умещавшихся в пяти-шести газетных строчках. Их быстро прочитывали и забывали. А нам эти события попортили немало крови. Когда неизвестные самолеты вторгаются в воздушные пределы Родины, всегда тревожно: зачем и с чем летят?

В любом случае мы должны заставить нарушителя границы совершить посадку на наш аэродром. Дело это трудное и деликатное. Мы это очень хорошо понимали и сочувствовали нашим летчикам.

Чтобы развивать у командиров инициативу, умение быстро ориентироваться в обстановке, принимать смелые решения, полезно чаще ставить перед ними неожиданные задачи. Каждый раз, когда мы с членом Военного совета, направляясь на корабле на Камчатку, приближались по пути к той или иной базе, ее командир без всякого предупреждения получал короткую радиограмму: «Найти и атаковать «противника». Под «противником», понятно, подразумевался наш корабль. Получив такую задачу, командир базы должен был немедленно принять меры, чтобы обнаружить и атаковать «противника» всеми наличными силами. Времени на составление бумажных планов, на проведение совещаний, разных уточнений не оставалось. Ведь настоящий противник не будет ждать, когда база подготовится к отпору. Командиры вынуждены были действовать быстро и решительно, как на войне.

Поначалу не все было гладко. Но в конце концов мы добились своего: нас успевали найти и «атаковать» раньше, чем мы открывали «огонь». Такие учения полюбились командирам соединений. Офицеры получали возможность проявить себя. Они все решали сами, без всякой опеки сверху. По-моему, это была хорошая школа.

Опыт войны учит, что флоту не добиться успеха без теснейшего взаимодействия с сухопутными войсками.

Войсками Приморского военного округа командовал замечательный военачальник генерал-полковник Сергей Семенович Бирюзов (впоследствии Маршал Советского Союза, начальник Генерального штаба), человек большой воли и неиссякаемой энергии. Мне нравилась его манера отдавать приказания: коротко, четко, не повышая голоса, но тоном, не допускавшим возражений. Генерал Бирюзов создал в своем штабе и в штабах своих армий атмосферу уважения к флоту, и потому деловое взаимодействие сухопутных войск с моряками было прочным и постоянным.

Войсками Хабаровского военного округа, нашего соседа на севере, командовал генерал-полковник Николай Иванович Крылов (впоследствии тоже Маршал Советского Союза). И с ним у нас установились отличные отношения. Крылов хорошо знал флот, вместе с моряками воевал в Одессе, а затем в Крыму. Спокойный, уравновешенный, строгий и справедливый, он пользовался всеобщим уважением в армии и на флоте.

А над всеми нами — командующими округами и флотом в полном смысле слова главенствовал главком Войск Дальнего Востока Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский (будущий Министр обороны). В прошлом рядовой царской армии, побывавший в первую мировую войну в составе русского экспедиционного корпуса во Франции, Родион Яковлевич хорошо знал солдатскую службу, все ее тяготы испытал на себе, а потому был близок солдатам и матросам. Слушали его всегда с глубочайшим вниманием. В последние годы жизни он любил создавать видимость, что суров и очень строг, а в действительности был на редкость добрый и отзывчивый. Родион Яковлевич верил в людей и по-отечески относился к молодежи. Если он однажды заметил достойного человека, составил о нем положительное мнение, то защищал его невзирая ни на какие конъюнктурные соображения. Правда, он редко расточал похвалы в адрес генералов и адмиралов, но с особым удовольствием на учениях награждал солдат, матросов и молодых офицеров.

Мы проводили много совместных учений армии и флота, почти всегда в присутствии маршала Малиновского. Помню, однажды десантные корабли флота ровно в 6 часов утра должны были высадить тактический десант в составе стрелкового полка. Минут за тридцать к месту высадки прибыли Малиновский и Бирюзов.

— Где десант? — спросил главком.

Я доложил, что посадка на корабли произведена в точно назначенное время и сейчас десантные корабли находятся на переходе морем.

Маршал прищурил глаза и подмигнул Бирюзову:

— А откуда вы все это знаете, товарищ адмирал? Я указал на палатку под скалой, где стояла походная радиостанция:

— Поддерживаю постоянную радиосвязь с командиром десантного отряда.

— Когда будет десант?

— Ровно в шесть ноль-ноль, как вы приказали.

И тут же я дал указание оператору походного штаба капитану 2 ранга Г.И. Гинкулу еще раз передать командиру десантного отряда капитану 2 ранга Щекотову, что высадка должна начаться точно в срок.

...Утро было холодное, накрапывал дождь, мы все закоченели, стоя на низком берегу у студеной воды. Кораблей не видать... В таких случаях время тянется очень медленно. Маршал смотрит на часы, потом на меня, будто на моем лице что-то написано, и говорит своим спутникам:

— Уже без семи минут шесть, а десанта не видно. Флот, видимо, не может точно по времени провести высадку. Пойдемте, товарищи, погреемся в палатке...

Малиновский, а за ним и все остальные зашуршали сапогами по крупной гальке, поднимаясь на пригорок, к большой штабной палатке.

Я остался на месте, настроение — хуже некуда. Гинкул, заметив это, нарочито громко, чтобы все услышали, доложил:

— Товарищ адмирал! Высадка будет ровно в шесть часов, как приказано...

Малиновский повернулся, сердито нахмурился, что-то хотел сказать, но в это время до нас донесся гул дизелей. Корабли скрывала от нас огромная скала, ограждающая бухту с севера. Наконец из-за нее стали выскакивать десантные корабли — один, другой, третий... Они шли кильватерной колонной, затем развернулись строем фронта и понеслись к берегу. «Молодец Щекотов!» — хотелось крикнуть. Первая аппарель откинулась почти у ног маршала Малиновского, и по ней осторожно выкатился танк.

— Товарищ маршал, — обратился я к главкому, — разрешите сверить часы. У меня ровно шесть...

Малиновский сделал вид, что не расслышал.

Из одних кораблей с шумом и лязгом выползали танки, из других — выбегали бойцы. Ко мне подошел генерал-полковник Бирюзов и тихо на ухо шепнул:

— Адмирал, один — ноль в пользу флота!..

Учение прошло хорошо, и главком после разбора наградил ценными подарками командира отряда и всех командиров десантных кораблей, поощрил также многих солдат и матросов.

Масштабы учений расширялись... Позже на большом совместном учении мы высаживали уже стрелковую дивизию с плавающими танками. Десантом командовал генерал-лейтенант Преображенский, а высадкой контр-адмирал Збрицкий. На учении присутствовали Министр ВМФ Н.Г. Кузнецов, представители частей округа, гости из Китая, Кореи и Монголии.

Главком Малиновский и в этот раз придирчиво следил, чтобы точно выдерживались сроки нанесения ударов. Ведь в бою фактор времени всегда имеет решающее значение.

И это учение прошло успешно. Особенно хорошо действовали морские летчики. Новый командующий авиацией флота генерал-лейтенант Н.С. Житинский за отличную организацию воздушных ударов заслужил похвалу главкома. И возможно, этот случай явился одной из причин того, что года через два генерал Н.С. Житинский стал начальником кафедры тактики авиации Военно-морской академии.

Как-то Р.Я. Малиновский решил посмотреть стрельбу крейсера главным калибром. На крейсер «Калинин» с маршалом прибыли генерал-полковник С.С. Бирюзов и начальник артиллерии округа генерал-лейтенант В.И. Казаков. Погода выдалась тихая, светило солнышко, видимость была отличная. Вышли в море, развили полный ход...

Присутствие на борту высокого начальства всегда волнует моряков. Командир крейсера капитан 1 ранга Аистов стоял в боевой рубке сосредоточенный, молчаливый. Начальник политотдела соединения капитан 1 ранга А.И. Носков и политработник корабля капитан 2 ранга Н.Н. Журавко переходили из башни в башню, беседовали с артиллеристами, ободряли их перед предстоящим экзаменом. Это были сильные политработники, умеющие найти путь к матросскому сердцу.

На горизонте появился «противник» — морской буксир с большим корабельным щитом. Сыграли боевую тревогу.

— А вы в буксир не запалите? — спрашивает маршал.

Генерал Казаков поясняет, что буксирный конец достаточно длинный и такого выноса по целику быть не может. Я думаю, что маршал сам прекрасно понимал это, но не мог отказать себе в удовольствии дружески подтрунить над моряками.

Легли на боевой галс, дана команда открыть огонь. Корабль вздрогнул. В лицо ударяет волна горячего воздуха, хотя мы и стоим на самом верхнем мостике, далеко от орудий. Генералы следят в бинокли за стрельбой. Недолет! Еще недолет! Перелет! Старший артиллерист корабля капитан 3 ранга Г.А. Павлов прекращает стрельбу, чтобы ввести необходимые поправки. Воспользовавшись этой паузой, Р.Я. Малиновский тихо, но так, чтобы все слышали на мостике, говорит:

— От буксира снаряды, правда, упали далеко, но и от щита не близко...

Последние слова заглушил громовой залп всех орудий главного калибра. На этот раз всплески от падения снарядов совсем закрыли щит. Генерал Бирюзов восторженно восклицает:

— Здорово!

Стрельба была короткая. Сыграли отбой боевой тревоги, сбавили ход. Поступило сообщение с буксира: «Шесть прямых попаданий». Докладываю маршалу. Он с хитрецой улыбается и спрашивает:

— А нам посмотреть щит разрешается?

— Конечно, — отвечаю, — мы всегда осматриваем щит после стрельбы.

Приказываю командиру увеличить ход. Недалеко от щита крейсер замедлил бег, и все увидели в огромных полотнищах четыре зияющие пробоины. Еще две чернеют в основании щита.

Стрельба получила отличную оценку. По приходе во Владивосток Малиновский поблагодарил командира и артиллеристов и, довольный, покинул корабль.

Отличные стрельбы крейсеров были результатом кропотливой и настойчивой учебы, которой руководил флагманский артиллерист капитан 2 ранга В.Д. Смирнов, очень вдумчивый и образованный офицер.

Так же хорошо, как «Калинин», стрелял крейсер «Петропавловск», которым командовал отличный моряк, прекрасный организатор корабельной службы, собранный, подтянутый капитан 1 ранга Ф.И. Измайлов. Я любил плавать на этом корабле, всегда блиставшим чистотой и порядком. В этом была немалая заслуга старшего помощника командира капитана 2 ранга М.Л. Кандакова. Если командир крейсера был строг и выглядел солидно, то маленький, кругленький М.Л. Кандаков — живой, веселый, подвижный — напоминал мне классический тип «старшего офицера», мастерски выписанный Станюковичем. В его рассказах старший офицер с утра до ночи носится по кораблю, наводит чистоту и порядок. Такими были и наши старпомы капитаны 2 ранга М.Л. Кандаков на «Петропавловске» и Б.В. Казенный на «Калинине». Они были душой дисциплины и порядка на корабле, неустанными поборниками высокой морской культуры. Не случайно оба вскоре стали командирами этих самых крейсеров, капитанами 1 ранга.

Командующих флотами вызвал Министр обороны Г.К. Жуков. Он хотел узнать наше мнение по вопросам дальнейшего строительства флота, а также укрепления воинской дисциплины.

На этом совещании я решил поделиться своими мыслями о дисциплине в связи с только что закончившимся походом нескольких наших кораблей в иностранный порт.

Мы всегда уделяем много внимания укреплению воинской дисциплины. Оно и понятно: какие могут быть армия и флот без строгого воинского порядка. Но часто о дисциплине судят по чисто формальным признакам. У разных начальников в этом вопросе существуют свои критерии. И нередко эти оценки носят предвзятый характер: кто-то «сверху» сказал, что дисциплина в этом соединении плохая, и инспектирующий, не дав себе труда глубоко проанализировать положение, жонглируя одними лишь цифрами, выносит суровый приговор. Причем ярлык недисциплинированности прилипает на долгие времена.

Вряд ли тот или иной корабль, отправлявшийся тогда за рубеж, по формальным признакам мог получить безукоризненную оценку состояния дисциплины. На кораблях были матросы, в прошлом совершавшие проступки. А правительственное задание они выполнили образцово. Это ли не лучшее подтверждение тому, что нельзя судить о дисциплине только по формальным признакам, опираясь на цифры? Матросы и офицеры наши воспитаны партией, это пламенные патриоты Родины. Мы верили им и не ошиблись...

Вообще мы с членом Военного совета Яковом Гурьевичем Почупайло стремились глубже вникать в дисциплинарную практику. Сам бывший матрос, хорошо знающий флотскую жизнь, Почупайло считал, что прежде всего надо понимать душу человека. Мы имеем дело с молодежью, а молодости свойственно ошибаться. Матрос подчас совершает проступок просто по незнанию, из-за недоразумения. Но коль проступок совершен, устав требует наложить на виновного взыскание. Устав для нас — железный закон, но во всех случаях жизни он должен быть подкреплен серьезной воспитательной работой. А у нас выработался своеобразный табель взысканий: за такой-то проступок положено то-то, а за другой — то-то. От такой стандартизации, мы убедились, проку мало. Быстрое взыскание, как бы по таксе, далеко не всегда затрагивает психику моряка, не отражается на его сознании. Дескать, провинился, сам и наказание стерплю, и никого это не касается. Человек так и не понимает, что подводит своих командиров, товарищей, снижает боеспособность корабля. В результате бывает, что матрос даже привыкает к проступкам: натворил что-нибудь, получил столько-то суток без берега, и вопрос исчерпан.

Мы пришли к выводу, что, до того как наложить взыскание, нужно обязательно изучить причины, породившие тот или иной проступок, суметь затронуть совесть человека, заставить его выслушать мнение товарищей. Тогда и наказание, пусть и не столь строгое, подействует сильнее и получит большее воспитательное значение. Мы требовали от старшин и офицеров постоянного анализа дисциплинарной практики и непрерывного улучшения всей воспитательной работы.

Министр внимательно выслушал наши соображения и согласился с ними.

На флоте продолжалась напряженная и всегда беспокойная жизнь: боевая подготовка, походы кораблей, строительство. И главное — постоянная бдительность, охрана неба и наших морских рубежей.

Мы работали в полном контакте с краевым комитетом партии и местными партийными организациями, на каждом шагу ощущая их помощь, особенно в строительстве, в бытовом обслуживании моряков.

Наш флот рос день ото дня. Сегодня Краснознаменный Тихоокеанский флот — надежный форпост Советской страны на Тихом океане.