Глава II. Крымская война (1853-1855).

Положение России на море и ее морские проблемы перед Крымской войной.

Цель войны - устанавливается политикой. Характер политики, причины, обусловливавшие то или другое направления ее оказывают теснейшее влияние на определение задач войны, а затем - на ее ведение. Роль политики не кончается постановкой цели вооруженным силам перед войной. С ходом военных действий меняется политическая конъюнктура, а, значит, - меняются и многие данные, определяющие политику государства. Связь политики и стратегии лежит в основе руководства войной; она, в полном смысле этого слова, неразрывна. Операции войны имеют не только стратегический, но всегда политический смысл. Руководящее значение политики остается таковым и для периода подготовки к войне. Никто другой, как именно политика дает основные задания для строительства вооруженных сил, ибо последние являются не более, как средствами ее.

Несоответствие между стратегией и политикой, а тем более разрыв их, ведет к тяжелым последствиям. Неудачная политика, способна свести на нет военные успехи и даже обратить их, в итоге, в крупную неудачу. Несоразмерный темп политики с темпом создания боевой мощи армии и флота в период подготовки к войне таит в себе причину военной катастрофы.

В ряде глав последующего содержания настоящей книги нам придется рассмотреть морские войны России, начиная с Крымской кампании и до Мировой войны включительно. Эти войны находятся в преемственной связи между собой, будучи объединены общим историческим процессом, направлявшим русскую политику в течение всего периода. Но нас не должен удивлять обычно неудачный исход их. В перспективе широкого обзора ясно видна одна из основных тому причин - катастрофическое несоответствие политики и стратегии, характерная черта правительства, внутренне несостоятельного в деле управления государством вообще.

Для морской истории России начало и середина XIX века составили знаменательную дату. Именно в этот период были вновь определены морские проблемы ее, решение которых составило содержание последующей русской морской политики, приведшей к кампаниям 1853-55 г.г., 1877-1878 г.г., 1904-1905 г. и, наконец, к войне 1914-1917 г.г. Конечно, перечисленные войны не явились следствием исключительно морской политики России; причины, их вызвавшие, относятся к разнообразным побуждениям, обусловившим их происхождение и историческую неизбежность; но дели, которые в этих войнах преследовала Россия были неизменно связаны с морем. Сказанное становятся понятным, если сопоставить, с одной стороны, значение, которое имело море и морские пути сообщения в общем процессе экономического развития государств, а с другой - характерное для России расположение морей по окраинам ее обширной территории, раскинувшейся на огромном пространстве Европейско-Азиатского материка. Направление на Тихий океан, или на Балтийское море, на Черное, на Каспий, или на Белое море, указывало путь к возможным политическим, экономическим и стратегическим устремлениям.

Развитие промышленности и характерные для начала XIX века условия, о которых было сказано в предыдущей главе, сообщили и русской внешней политике наступательный импульс в сторону поисков внешних рынков, упрочения своего положения на морях, обеспечения как политического, так и стратегического выхода к мировому океану. Соответственно этому получили свое новое политическое содержание проблемы внешней политики России, и географически и экономически связанные с направлением на то или другое море ее.

Проблема выхода к Тихому океану пока была чужда той остроты, которую она приобрела в последующем, к концу XIX, началу XX столетия. Дальний Восток являлся окраиной мало исследованной, экономическое значение которой для России еще оставалось незначительным. Отделенный тысячами верст, при отсутствии хороших дорог, Дальний Восток не мог привлекать к себе промышленников, не сулил барышей и купцам, удовлетворявшимся торговлей чаем через сухопутную границу с Китаем. Движение России в середине XIX века к Тихому океану, закончившееся присоединением Приморской области и обширной длины побережья, не было сопряжено с борьбой, не явилось результатом настойчивых домогательств России. Она шла сюда так же, как н со времен Ермака, шла потому, что с этой стороны не встречала никакого сопротивления, брала столько - сколько могла захватить, и лишь потом возникал вопрос об экономической эксплуатации и политическом обеспечении захваченного. По Амуру - дошли до океана, а затем до границ с Кореей, по морю - до северного побережья Америки. Петербург мало интересовался Тихим океаном, – по крайней мере в первой половине XIX столетия.

Примечание. Образованная местными промышленниками и субсидированная правительством т. наз. Русско–Американская компания без труда получила монопольные права на использование морских богатств и морской торговли края. Ценнейшую область, колонизированную компанией - Аляску, в 1867 году русское правительство продало за ничтожную сумму (7.200.000 долларов) С.А.С. Штатам.

Русское движение на восток пока не встречается с сильным противодействием европейских держав. Последние проникали сюда с юга, со стороны Индийского и Атлантического океанов, и лишь позже завязались, здесь узлы капиталистических противоречий.

Китай - еще пассивен. Япония - только начинает пробуждаться, постепенно завязывая сношения с европейцами (русские были первыми, начавшими дипломатические спошения с Японией).

Балтийская проблема, в первой своей стадии решенная Петром Великим, выведшим Россию к берегам этого моря, и его преемниками, распространившими владения ее почти на все восточное побережье Балтики - требовала завершения - в виде прочного политического и стратегического обеспечения - со стороны океана.

В конъюнктуре начала и середины XIX столетия - Балтика была русским морем, Русский флот здесь господствовал, Россия была самой могущественной державой среди других, берега которых омывались ее водами.

Агрессивные стремления России в Балтийском море в целях экономических, т.е. приобретения рынков для сбыта ее нарождавшейся промышленности, встречали для того неблагоприятную обстановку. В его бассейне она граничила с государствами, уступающими в количестве вооруженных сил, но промышленно более развитыми, нежели она. Лишь русское сырье (лес, лен, пенька) и отчасти хлеб экспортировались через Балтику. Но отсюда грозила опасность иностранной промышленной конкуренции. И не только последней, но и военной угрозы, так как непосредственно по ту сторону проливов господствовал английский флот, угрожая положению России на Балтийском море и делая его неустойчивым.

Русская морская политика в этом направлении носила оборонительный характер, и те активные дели, которые она ставила себе в проливах, по существу являлась средством для защиты от английского наступления.

В период 20 - 40-х годов Россия создает сильный флот на Балтийском море. Этот факт сам по себе противопоставляет ей Англию. Попытка Николая 1-го войти в соглашение с последней по морским делам, образовать мощный морской союз, терпит фиаско. Англия видит в нарождающемся русском флоте угрозу ее морскому могуществу, а в стремлении России обеспечить выгодное для себя положение в проливах - подготовку выступления ее на океане для соревнования с ней. Это определяет ее враждебную позицию, суммирующуюся с другими противоречиями между ними, главным образом в области ближневосточной политики. С Германией и Швецией, обладавших слабыми флотами, - Россия на море пока может не считаться.

Черноморско-Каспийская проблема.

Но если проблема Тихого океана не была еще поставлена во всей ее полноте, а Балтийская - не содержала стремления к наступлению, то направление на юг -открывало обширное поприще для русского наступления.

Туркестан, Персия и Турция с их неразвитой промышленностью и первобытной культурой - являлись объектом, посильным для русской промышленной эксплуатации. Объемистость их рынков, непосредственное соседство с Россией, все это сулило большие перспективы русской агрессивной политике.

Царствование Николая I открылось двумя войнами - Русско–Персидской (1826-28 гг.) и Русско-Турецкой (1828-29 гг.), которые дали, помимо территориальных приобретений, определенные экономические результаты. Персия была открыта для русской торговли и политического влияния: Каспийское море было объявлено всецело русским внутренним морем и этот путь остался прочно в руках России. В Турции русские товары были освобождены от внутренних пошлин, что открывало русским купцам и промышленникам преимущественные перед другими льготы.

Но экономическим наступлением задачи политики России на данном направлении не исчерпывались. Средоточием этих интересов, не только русских, но английских, французских и австрийских (в то время Германия не выступала активно в ближневосточном вопросе) была сама Турция, внутреннее и политическое положение которой давало основание европейской дипломатии рассматривать ее, как умирающее государство. Возникал вопрос о дележе турецкого наследства, вопрос, с которым у России были связаны надежды на захват Босфора и Дарданелл.

Значение этих проливов для России было исключительным. Занятие их - в корне решало бы вопрос об обеспечении со стороны моря южного побережья, делало бы Черное море - русским озером. Но вопрос шел не только об обеспечении безопасности владений России. В противоположность Балтийской проблеме, русская политика здесь имела активное, наступательное устремление. Это - был вопрос о закреплении экономического подчинения Ближнего Востока, о распространении русского влияния на подступ из Европы к материку Азии, о выходе России на Средиземное море.

Она уже занимала господствующее положение в Турции, султан уже находился под ее влиянием. Турция не имела ни достаточных военных сил, чтобы сопротивляться требованиям России, ни политического авторитета, чтобы противостоять ей.

Политика России, как в самой Турции, так и на Ближнем Востоке вообще, встречала противодействие со стороны государств Европы, и Англии прежде всего. Именно здесь, на проливах, в Малой Азии, в Персии и Туркестане лежали основные причины русско-английского антагонизма, который красной чертой тянется в течение всего периода, с начала XIX века. Англия не могла допустить утверждения России в Турции, не желая выпускать из рук естественных богатств и рынков Малой Азии и Персии, опасаясь продвижения русских войск в направлении Индии, к рубежам которых они систематически, в ряде последующих войн, приближались.

Это сложное политическое содержание Черноморской проблемы, с которой тесно переплетается ближневосточный вопрос вообще, фактически явилось основным стержнем русской внешней политики до последнего времени. Пути ее, как бы далеко они ни распространялись, всегда имеют явную связь с ближневосточным вопросом. Даже тогда, когда позже Россия бросилась в авантюру Дальнего Востока, этот вопрос не снимался с очереди и оказывал свое давление на ход событий.

Таково, в общих чертах, содержание морских проблем России, как они рисовались для середины XIX века. Из них проблема Черного моря была поставлена па очередь ходом истории приведя к Крымской войне 1853-55 гг..

К 40-м годам отношения России и Англии обострились. К вышеуказанным противоречиям их интересов надо прибавить настойчиво проводимую Россией политику промышленного протекционизма, распространившегося не только на ее территорию, но и на области, находящиеся под ее влиянием. Это привело к решительному сокращению английского ввоза в Россию. Русско–английская торговля начала неизменно падать, Англия теряла русский рынок.

Конфликт России с Англией на почве столкновения их империалистической и экономической политики составил подлинный фон политической конъюнктуры перед Крымской войной. Хотя Турция и была наиболее заинтересованным лицом в ней, но по существу она явилась лишь средством в руках Англии, использовавшей создавшееся положение для борьбы с Россией.

Когда Россия предприняла новые шаги для дальнейшего углубления своего влияния в Турции, то она встретила противодействие не только с ее стороны, но и со стороны Англии, а за ней Франции, Сардинии и Австрии.

Отношения Англии и Франции в тот момент носили, несмотря на конкуренцию в области промышленности, вполне примирительный характер. Примиряющим обстоятельством было то, что французский капитал сотрудничал с английским. Дальнейшему их примирению содействовала английская политика в поисках союзника для борьбы с Россией.

Мотивом, послужившим к занятию Францией враждебной позиции в отношении России, было противодействие последней развитию французских интересов в Малой Азии. Большую роль сыграла и личная политика Николая I, политика постоянного вмешательства во французские дела не только внешние но и внутренние. Стоя на страже идей крайнего абсолютизма, Николай I лично питал к Франции враждебные чувства, что находило себе выражение в политике и, в частности, в его отношениях к Наполеону III, императору французов.

Англия и Франция стали явно на сторону Турции в последствии к ним примкнула, под их давлением, и Сардиния.

Русская политика базировалась на союз России с Австрией и Пруссией. Николай 1-й верил в незыблемость этого союза даже тогда, когда обнаружились все признаки не только ослабления союзных связей, но и распада союза вообще.

Распространение русского влияния на Балканах, в частности на придунайские области, шло в ущерб австрийским интересам. В особенности возбуждало против России стремление последней к утверждению в устье Дуная. Крупную роль в охлаждении симпатий к России играло давление Николая I на внутреннюю политику Австрии, - всегда в духе борьбы с либерально-буржуазными элементами, составляющими наиболее влиятельный ее класс в то время. Французский капитал, обосновавшийся в ряде австрийских предприятий, содействовал этой розни, что, в конечном счете, привело к занятию Австрией враждебной позиции к России.

Так же обманчивы были надежды Николая I на Пруссию. Эта последняя имела полное основание считать политику Николая I противодействующей процессу объединения Германии, для которого почва исторически была подготовлена и к чему вела политика Пруссии. Пруссия не имела причин из за платонических симпатий к России (при чем эти симпатии были весьма скомпрометированы постоянным вмешательством Николая I в ее внутренние дела) рисковать столкновением с Европой. Пруссии с Россией было не по пути. Она была занята своими делами, далекими от интересов России на Ближнем Востоке.

Таким образом политическая обстановка перед войной складывалась весьма грозной для России. Уже были на лицо предпосылки к образованию против нее коалиции -Англии, Франции, Турции и Италии при угрожающей позиции Австрии и по существу неприязненном нейтралитете Пруссии.

Но эта конъюнктура не сразу выяснилась для русского правительства.

В 1853 году оно предъявило Турции в ультимативной форме ряд требований, среди которых было важнейшим - требование представления России права политического покровительства турецким подданным православного вероисповедания. Таковых среди коренного турецкого населения насчитывалось до 9 миллионов. Это было уже фактическим нарушением суверенитета Турции.

Русское чрезвычайное посольство, с Меньшиковым во главе встретило со стороны Турции, поддержанной Англией, категорический отказ подчиниться требованиям России, что н послужило затем поводом к войне.

Война была начата между Россией и Турцией. Несколько спустя, на стороне последней выступила Англия и организованная ею коалиция.

Россия была противопоставлена всей Европе, не имея ни одного союзника, что явилось результатом ее внешней политики в течение ряда – лет, предшествовавших войне. Самый характер этой политики неизменно влек к вооруженному столкновению.

Подготовка к войне должна была сопутствовать политическим домогательствам России. Создание сильной армии, и в особенности флота - являлось необходимым для нее условием.

В какой же мере состояние русских вооруженных сил отвечало этому требованию?

Русский флот в царствование Александра I был приведен к ничтожеству. Новых кораблей - не строили, старые - сгнивали в гаванях, личный состав разлагался бездействием. В морском ведомстве господствовало запустение.

Примечание. Один из современников в таких выражениях рисует состояние русского Балтийского флота к концу Александровского царствования (Кладо. История В.-М. Искусства. Введение). « ... если бы хитрое и вероломное начальство, пользуясь невниманием ко благу отечества, хотело, но внушению и домогательству внешних врагов России, для собственной своей корысти, довести разными путями и средствами флот до возможного ничтожества, то и тогда бы оно не могло поставить его в положение более презрительное и более бессильное, в каком он ныне находится... Если гнилые, худо и бедно вооруженные и еще хуже и беднее того снабженные корабли... могут составить флот, то мы его имеем»...

Вступление на престол Николая I совпало с новым курсом русской внешней политики, непременно требовавшей создания флота. Николая 1-й в короткое время восстановил флот. Он собрал оставшиеся кадры личною состава, техническое же оборудование парусных кораблей не встречало особых затруднений для России, богатой лесами и пенькой.

Уже в 30-х годах флот достиг настолько крупной величины, что вызывал справедливые опасения Англии. Боевая его подготовка, снабжение и оборудование были на высоте требований парусного дела.

Однако затем - внимание к флоту ослабело, хотя морская политика России не меняла своего темпа. Николай 1-й, доселе лично руководивший воссозданием флота, отстранился от него, передав дело в руки Меньшикова.

Еще более тягостно для парусного русского флота, в смысле обесценения его боевого значения, сказался переворот в военно–морской технике с введением парового двигателя. Технически и промышленно отсталая, бедная финансовыми ресурсами, Россия ставилась в этом отношении в невыгодное положение сравнительно с ее морскими конкурентами, Англией и Францией прежде всего. Русский флот начал технически отставать, причем это отставание сознавалось немногими. Во флоте и в правительстве, оценивавшем его мощь, господствовал пренебрежительный взгляд на новые технические усовершенствования. Их не понимали и недооценивали, считая, как и 20 лет назад, что парусный корабль сохранил свое боевое значение.

Но не только в материальном отношении флот отставал от современности. Уродливый клон, характерный для Николаевского царствования в деле военной подготовки, когда все сводилось к смотровой, показной тенденции, глубоко и пагубно отразился на боеспособности русских вооруженных сил, в том числе и флота.

Ко времени Крымской войны русские морские силы состояли из двух флотов - Черноморского и Балтийского и отдельных, незначительного состава флотилий - Камчатской, Каспийской Аральской и Беломорской.

Русским Черноморскому и Балтийскому флотам (не только в рассматриваемую эпоху, но и в последующий период) не может быть дано общей характеристики, хотя они и управлялись из того же центра, жили по тем же законам. Оторванность этих морей друг от друга, своеобразные географические и климатические условия, различная стратегическая и политическая обстановка того и другого моря, особый характер деятельности, послужили причиной того, что пути развития этих флотов не шли параллельно, и каждый из них являл характерные, резко их отличавшие, черты.

Балтийский флот руководился непосредственно из Петербурга. Он чутко воспринимал тенденции, исходившие из правительственных кругов. Та самая смотровая тенденция, когда служба сводилась к показной стороне, а все внимание обращалось на внешнюю муштровку, не вникая в существо дела - на Балтийском флоте нашла себе потное отражение. Его парусные суда великолепно производили рейдовые ученья, устанавливая рекордные сроки «смены марселей», «спуска брам-стенег», и с внешней стороны - были безупречны.

Но не таков был флот в его действительном, боевом отношении. Флот мало плавал, короткую летнюю кампанию он проводил преимущественно на рейде Кронштадта, большую часть года - стоял в гавани. В морском отношении личный состав оставался неопытным и мало подготовленным. Офицеры - не отвечали своему назначению, не имея практики, команды оставались необученными.

К этому следует прибавить мертвящее влияние Николаевского режима, убивавшего всякое проявление личности в военном аппарате, стремящегося механизировать личный состав. Оперативная мысль была подавлена этим режимом, инициатива -  ценнейшее боевое качество на войне - погашена в корне. Военно–морское искусство, в основе своей имеющее творческий порыв, но могло найти здесь благоприятной для себя обстановки.

Война на Балтийском море, о которой ниже речь, дала широкую и убедительную иллюстрацию оперативного убожества, которое было подготовлено рядом предыдущих лет.

Совершенно другую картину представляет состояние Черноморского флота перед Крымской войной.

Удаленный от Петербурга и, в силу этого, значительно менее подверженный разлагающему влиянию бюрократического режима и смотровых тенденций, Черноморский флот много плавал, при чем плавание это не было только учебно-мирного порядка, но сопровождалось боевой службой. Блокада абхазского побережья в течение многих месяцев, боевые стычки в прибрежной полосе, сотрудничество с армией, действовавшей на Кавказе, определяли совершенно иной характер подготовки Черноморского флота. Крупнейшее при этом значение имело и то обстоятельство, что Черноморский флот под руководством его талантливого командира адмирала М. Лазарева (умершего за несколько лет до войны, но оставившего после себя хорошую «школу») готовился к определенной операции - для занятия Босфора. Наличие вполне четкой цели - определяло планомерность подготовки.

Черноморский флот, подобно Балтийскому, являлся технически отсталым, но в отношении качеств личного состава, он, как и Кавказская армия, были собственно единственными боевыми, в полном смысле слова, частями вооруженных сил России николаевского времени.

Есть в морской истории России явления, которые тяжелым наследством тянутся через несколько эпох и поколений. Среди них следует отметить - дурное, несоответствующее задачам и характеру войны, оборудование театра военных действий. Состояние в котором он был накануне Крымской войны, остается в значительной степени аналогичным тому, что мы видим в Мировой войне, на Балтийском и Черном морях, а в Русско-Японскую войну - на Дальнем Востоке.

Дурно оборудованный театр самым пагубным образом отзывается на боевых действиях флота, наглядным чему примером является Крымская война.

В Черном море в середине XIX века Россия имела ряд укрепленных пунктов, из коих главным - был Севастополь, база Черноморского флота. Кроме того, укрепления имелись в Очакове, Кинбурне, Одессе, Керчи и, наконец, цепь отдельных фортов Кавказской укрепленной линии (имевшей назначением контроль морского сообщения приморских областей Кавказа, еще не покоренных). Однако, кроме Севастополя (о нем скажем ниже) все эти многочисленные укрепления по существу не имели почти никакого боевого значения. Не возобновляемые в течение многих. лет (Кинбурн оставался почти в том виде, как его оставил еще Суворов) с архаическим вооружением, при громадном и хроническом некомплекте гарнизона, они не могли представить сколько-нибудь значительного сопротивления неприятелю. Нужды береговой обороны удовлетворялись в последнюю очередь.

Севастополь являлся главной и единственной базой черноморского флота. Вне его - последний не имел убежища. Вооружения Севастополя служило темой многочисленных проектов, и бесконечной переписки о приведении его в надлежащее значению этой крепости состояние. Но дело двигалось очень туго. Сравнительно прилично был защищен приморский фронт, но со стороны сухого пути Севастополь оставался совершенно открытым. В случае удара с берега - судьба Севастополя, а, следовательно и Черноморского флота, была предрешена и лишь только героическими усилиями могла быть отсрочена.

Кроме Севастополя Черноморский флот, как сказано, не имел базы. Между тем, расположение его относительно вероятных объектов боевых операций было неблагоприятно. В первую очередь таким объектом являлся Босфор, откуда и могли появиться неприятельские силы. На Босфор была направлена и наступательная идея русской стратегии. Следовательно, база флота должна была отвечать удобству боевых действий флота именно в этом направлении и прежде всего быть сообразована с возможностью блокады и наблюдения этого пролива.

 Расстояние между Севастополем и Босфором - 240 миль. Поддержание блокады и выполнение других операций, имея столь отдаленную базу, было чрезвычайно затруднительным, в особенности в том случае, если противник располагает достаточными силами, чтобы нанести удар блокирующему отряду, лишенному возможности получить быструю поддержку из базы. Других, более близких к Босфору портов или хотя бы временных, баз у русского флота не было,

Наличие единственной и столь неудобно расположенной относительной главного объекта операций базы должно было тяжело отразиться на последующих действиях флота (сказанное буквально приложимо и к оценке положения на Черном море перед Мировой войной).

Система береговой обороны Балтийского моря грешила теми же недостатками, как и на Черном море. Многочисленные укрепления (Свеаборг, Бомарзунд, Выборг, Роченсальм, Гангут, Ревель, Нарва, Динамюнде и пр.) в большинстве были в совершенно запущенном состоянии. Единственным оборудованным портом был Кронштадт. Здесь были только что закончены два новых форта, устроен и перевооружен ряд батарей, организована охрана. Однако, вся оборона Кронштадта была преимущественно сосредоточена на главном фарватере. По обоим сторонам его к Ораниенбауму и Сестрорецку оставались обширные водные пространства, находившиеся вне обстрела крепостных орудий, что позволяло противнику не только обойти крепость, но н прорваться к Петербургу.

Кронштадт был главной базой Балтийского флота. Но для обороны Финского залива крупное значение приобретал Свеаборг - в качестве передовой базы флота, получавшего отсюда возможность действовать в тыл и фланг противника в случае проникновения его в глубину залива. В этом смысле Свеаборг и оценивался в предположениях на случай войны. Однако, вооружение и вообще инженерное состояние Свеаборга ни в коей мере не соответствовало оперативному назначению: его укрепления, почти пятидесятилетней давности, грозили разрушением от собственных выстрелов, пушки были заведомо устарелых образцов, порт - совершенно необорудован (здесь мы наблюдаем полную аналогию с ролью и состоянием Свеаборга перед Мировой войной, когда ему выпала столь же ответственная роль).

Кроме Кронштадта и Свеаборга была начата в 1831 г. постройкой на острове Оланд крепость Бомарзунд. Но к 1853-му году, т.е. 22 года спустя, эта крепость была закончена едва на одну пятую первоначального проекта.

Действия флота не должны быть оторванными от действий армии. И тот и другая образуют единую силу, ведущую войну. Их действия особенно тесно связаны в прибрежных операциях, но они не утрачивают своей общности и в тех случаях, когда морской и сухопутный театры разделены, так как стремления их неизменно направлены к единой цели - выигрышу кампании.

Россия к 1853-му году располагала армией в 1.200 000 ч., которая, по своей численности, превосходила армию не только любого европейского государства, но даже нескольких вместе. Однако, ни по вооружению, ни по боевой подготовке, эта армия не могла учитываться как вполне боеспособная сила. Ее пробелы в области снабжения, в особенности технического, были зияющими.

Такого было состояние вооруженных сил России перед Крымской войной. Как видно, оно ни в коей мере не соответствовало той наступательной агрессивной политике, которую вел Николай I. Политика не сообразовалась со стратегией. Возможность вооруженного столкновения со всей Европой не вызывала соответствующих стратегических мероприятий прежде всего в виде заблаговременной подготовки армии и флота к столь неравной борьбе.

Но подлинная боевая данность армии и флота не создавалась правительством России. Оно довольствовалось мощным - лишь с внешней стороны - впечатлением, которое производили парады отлично вышколенных войск и линии судов, выстроенных на Кронштадском рейде, блиставших безупречной чистотой.

Примечание. Однако, несмотря на техническую отсталость армии, численный состав ее давал возможность осуществить крупное сосредоточение сил в том или другом направлении. При угрозе побережью, армия могла, будучи сосредоточена к угрожаемому пункту, ликвидировать высадку противника, по крайней мере в пределах, которые мыслились для десантных операций того времени вообще. Но состояние путей сообщения России не давало тому быстрых возможностей. Железных дорог было всего 979 в., а шоссейные - получили преимущественное развитие лишь в Привислинском крае; от столиц шоссе доходило только до Орла, далее шли грунтовые дороги. При таких сообщениях трудно было скоро перебросить войска. И в случае появления реальной опасности десанта противника быстрое сосредоточение больших сил к угрожаемому району побережья становилось невозможным.

Тем большая предусмотрительность должна быть проявлена в дислокации войск.

Между тем, эта дислокация к началу войны и затем, когда определялось направление главного удара противника на Севастополь, не выходила из схемы кордона, растянутого из Торнео до Закавказья. Так, 200.000 армия была развернута по Балтийскому побережью, оставаясь в течение всей войны безучастной зрительницей боевых событий. Насколько дислокация вооруженных сил не отвечала действительной необходимости, видно из того, что из 1.200.000-й армии на решительных участках театра войны было лишь: на главном (в Крыму) 39.000, на второстепенном (на Кавказе) - 54.000. 180.000-ная Дунайская армия, занявшая с началом войны Придунайские княжества (Молдавию и Валлахию), а затем предназначавшаяся для разгрома Турции, ввиду обстоятельств, излагаемых ниже, принуждена была отойти и решающего значения в военных операциях - не имела.

Таким образом, миллионная русская армия лишь незначительной своей частью была противопоставлена неприятелю, дурное же состояние дорог, громадные пространства империи и невозможность оставить другие направления обнаженными, обусловили крайнюю медленность ее сосредоточения. Обстоятельство, присущее и последующим войнам России.