Сведения об открываемых в порядке частной инициативы Алеутских
островах и об их громадных пушных богатствах не могли не заинтересовать
правительство и, в особенности, гениального ученого Михаила Васильевича
Ломоносова, внимательно следившего за всеми событиями на севере нашей родины.
В детстве Ломоносов каждое лето плавал по Белому морю
и в Ледовитом океане со своим отцом Василием Дорофеевичем, опытным промышленником
и мореходом. Любовь к северу Ломоносов сохранил на всю жизнь. Он тщательно
собирал и изучал все сведения, касающиеся Северного Ледовитого океана.
Особенно интересовался Ломоносов Северным морским путем. Еще в 1755 г.
он написал. “Письмо о северном ходу в Ост-Индию Сибирским океаном”, а в
1762 г. замечательный труд “Краткое описание разных путешествий по северным
морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию”.
В этом труде Ломоносов обобщил опыт поморов, издавна промышлявших в ледовитых
морях, и труды участников Великой Северной экспедиции. Он писал: “...Северный
Ледовитый океан есть пространное поле, где усугубиться может Российская
слава, соединенная с беспримерной пользою через изобретение Восточно-северного
мореплавания в Индию и Америку”.
На карте Арктики, приложенной
к “Краткому описанию”, вопреки распространенному тогда воззрению о том,
что у Северного полюса находится обширная суша, Ломоносов расположил обширный
океан и правильно наметил общие очертания совершенно неизвестных тогда
берегов. Северной Америки. Он правильно отметил, что главное препятствие
на пути арктических мореплавателей- это
“стужа, а паче оныя лед, от ней же происходящий”
Ломоносов наметил и схему
течений в Северном Ледовитом океане, указав, что “за полюсом есть великое
море, которым вода Северного океана обращается по силе общего закона около
полюса от востока к западу...” Он писал далее: “Оные льды приходят от востока,
из Сибирского океана восточными водами и ветрами прогнанные"
Надо обратить внимание на
замечательное высказывание М. В. Ломоносова о движении льдов у Новой Земли,
а именно: “Потом случается почти на всякое лето, что в июле месяце тянет
ветер северо-восточной и выводит с водами великое множество льдов из Сибирского
океана, что, однако, не далее трех или четырех дней продолжается; в прочее
время море чисто, хотя иногда тот же ветер до трех недель господствует”.
“Из сего заключить должно, что за северным мысом Новой Земли толь далече
берег, сколько .верст может в четверы сутки лед перегнан быть ветром и
водою, думаю, от трех до четырех сот верст...”
Такие высказывания М. В.
Ломоносова были возможны только при обобщении многолетнего опыта плаваний
и зимовок наших поморов у северных берегов Новой Земли. Великий помор указал
направление и расстояние, в котором должна находиться земля, препятствующая
северо-восточным ветрам нагонять в северную часть Карского моря арктические
льды. Мы увидим в дальнейшем, что Ломоносов предвосхитил высказывания П.
А. Кропоткина по тому же поводу - он
предвидел существование Северной Земли, открытой только в 1913 году.
Западный берег этой земли
отстоит от северной оконечности Новой Земли приблизительно на шестьсот
верст. Таким образом, Ломоносов как будто ошибся верст на двести. Однако
в 1930 г. экспедицией на ледокольном пароходе “Г. Седов” был открыт остров
Визе, а в 1935 г. экспедиция при участии автора на ледокольном пароходе
“Садко” открыла остров Ушакова. От острова Ушакова на север тянется мелководье,
названное мелководьем Садко, на котором льды удерживаются даже в такие
малоледовитые годы, как 1935-й. Эти неподвижные льды являются своеобразным
ледяным барьером, преграждающим при северо-восточных ветрах путь льдам
в район между Землей Франца-Иосифа и Новой Землей. Как отметил Д. Б. Карелин",
острова Визе и Ушакова лежат как раз на расстоянии, вычисленном Ломоносовым.
С полной справедливостью Ломоносова можно назвать отцом полярной океанографии.
“Краткое описание” Ломоносова
было 22 декабря 1762 г. направлено Академией наук на заключение в Морскую
российских флотов комиссию. Так как в “Описании” говорилось о возможности
плавания Северным морским путем вдали от берегов Сибири, то Комиссия прежде
всего вызвала из Ревеля несколько матросов, плававших до военной службы
на Шпицберген и Новую Землю, а также
нескольких поморов-промышленников из Архангельска. Комиссию интересовали
возможности плавания в высоких широтах и зимовки на полярных островах.
Самые яркие и подробные показания
дал престарелый государственный крестьянин Олонецкого уезда Амос Кондратьевич
Корнилов, пользовавшийся громадным уважением среди поморов. Ломоносов был
знаком с Корниловым, много его расспрашивал о плаваниях на севере и, в
частности, в своем сочинении о полярных сияниях на него ссылался.
Корнилов показал, что “имеет
он ныне на Грундланде, у Шпицбергена и в Новой Земле морские и прочие звериные
промыслы А перед сим за 23 года ходил он от города Архангельского и из
Мезени кормщиком, за шкипера на прежних старинных и новоманерных судах,
из которых прежние шиты были еловыми прутьями, по названию то шитье виною”.
Ломоносов сообщает, что Корнилов
15 раз плавал на Шпицберген, бывал на Медведе и Пятигоре (на островах Медвежьем
и Надежде) и несколько раз зимовал на Шпицбергене.
Корнилов был настоящим моряком-исследователем.
Уже упоминалось, что Ломоносов использовал его наблюдения над полярными
сияниями на Шпицбергене. Корнилов попутно с промыслами производили другие
наблюдения. Так, он показал Комиссии, что в бытность его на Шпицбергене
он измерил лотом толщину как морских льдов, так и айсбергов.
Это были первые в истории измерения подобного рода. В одном случае айсберг
сидел на грунте на глубине 50 сажен, возвышался над уровнем моря на 10
сажен и более; ширина айсберга была более 30 сажен, а длина более 50 сажен.
Вообще Корнилов обнаружил замечательные знания морских льдов, природы и
промыслов на Шпицбергене. Между прочим, он рассказал также о явлениях ледяного
и водяного неба. “Впереди лед, и в небе бело над льдом, и как лед лежит,
так и в небе бело кажет; а где воды есть, там над тем местом в небе синее
кажет”
Корнилов рассказал Комиссии
о снятии им в 1749 г. с острова Малый Берун (ныне Эдж) трех мезенских промышленников - Алексея
и Ивана Химковых и Степана Шарапова, проведших на этом острове безвыездно
6 лет и 3 месяца.
Дело было так. В 1743 г.
мезенский купец Еремей Окладников снарядил для промыслов на Шпицбергене
судно с командой в 14 человек. Противные ветры прибили судно к Малому Беруну
и здесь судно зажало льдами. Так как зимовка на судне во льдах была опасна,
то решили перезимовать на берегу. Вспомнили, что где-то в этой местности
стояла промысловая избушка. Для розысков этой избушки по льдам пошли налегке
кормщик Алексей Химков и три матроса - Иван
Химков, Степан Шарапов и Федор Веригин. Избушку они нашли и в ней переночевали,
но когда утром вернулись к берегу. чтобы сообщить товарищам о счастливой
находке, судна они не увидели. Разыгравшаяся ночью буря унесла от берега
и судно и льды.
Прожили они на Малом Беруне
шесть лет и три месяца. На шестом году умер от цынги сравнительно малоподвижный
и более других тосковавший по родине Федор Веригин.
По рассказам Корнилова, начиная
с 1720 г. состояние льдов у восточных берегов Шпицбергена стало очень неблагоприятным
и очень многопромысловых судов погибло, а начиная с 1743 по 1749 год (т.
е. примерно во время работ Великой Северной экспедиции) никто на промыслы
к Шпицбергену и не ходил.
После возвращения на родину
Алексей Химков и его товарищи были вызваны в Петербург, где их подробно
расспрашивали о всех обстоятельствах пребывания на Шпицбергене.
В этом опросе с морской точки
зрения особенно интересно одно место.
Академик Российской Академии
наук Ле-Руа спросил Алексея Химкова, каким образом, не имея ни часов, ни
солнечных, ни лунных указателей, он определял время. На это Химков ответил:
“Какой же я был бы штурман, если б не умел снять высоту солнца, когда оное
светило видно, и ежели бы не знал, как поступить по течению звезд, когда
солнца не видно будет и сим способом не мог определить суток! Я сделал
для сего употребления палку, которая сходствовала с оставленной на нашем
судне”. Из этих слов Химкова видно, что он не только умел пользоваться
градштоком (астрономической палкой), но умел и рассчитать его, и сделать.
Приведенные показания Корнилова
и Химкова еще раз свидетельствуют о высоком знании льдов и о мореходном
искусстве наших поморов. |